не стоит сделать в подвале сто двадцать пять клетушек для хранения санок, колясок и велосипедов.
В какой складской узел я попал, мне было без разницы. Я чувствовал себя заблудившимся в пещерах туристом. Где-то есть выход, свет, люди… Надо только доползти… И я полз, как чёртов питон. И пыхтел, как стая ежей-мутантов.
Когда Конь всё-таки преодолел завал, я уже налёг грудью на дверь, ведущую в очередной отсек. Банка болталась у меня где-то под мышкой, и я не был уверен, что мы уцелеем всем составом. Дверь распахнулась, и я замер.
Из вольера на меня таращилась огромная собака. Очень умная собака. Потому что она не лаяла, а спокойно меня разглядывала.
– Х-хорошая собачка, – дебильно сказал я, соображая, где здесь выход на улицу.
Если кто-то держит в подвале собаку, значит, рядом есть выход – это же очевидно.
В вольере стояла будка размером с небольшой домик. Рядом валялось старое одеяло и несколько мисок-тазиков. Всё, что нужно огромной чёрной собаке, было в этом прекрасном вольере. А двери – не было. Собака сидела там просто так, не запертая.
Она вдруг навострила уши, пронзительно гавкнула и бросилась в мою сторону. Я не знал, что лучше: умереть от зубов пса или от укуса Коня. Я сдёрнул с ноги кроссовок.
– Апорт! – скомандовал я, когда собака приблизилась, и швырнул кроссовок в плохо освещённую часть помещения.
Где-то там, возможно, была дверь. Но я видел только деревянные конструкции – то ли стеллажи для маринадов, то ли ящики для корнеплодов.
Собака радостно – во всяком случае, мне так показалось – метнулась за кроссовкой. Я немедленно снял вторую, чтобы кинуть её тоже и вызвать у собаки дезориентацию. Только тут же выронил, потому что услышал шум за спиной.
Я захлопнул дверь и… Забился в собачью будку. И даже успел ввинтиться в какие-то тряпки, чтобы не отсвечивать.
Скрипнули ржавые петли, вбежал запыхавшийся Конь, залаяла собака.
– Нет! – выкрикнул Миха. – Стоять!
– Да! – взмолился я про себя. – Да-да! Растерзай его!
Собака завизжала. Я похолодел. О чём я только думал?! Если они не жалеют людей, что им какая-то собака… Бедное животное скулило безостановочно. Я больше не мог этого терпеть. Едва я подобрался, чтобы покинуть своё убежище, Конь произнёс:
– Рада, умница, не роняй меня. Ты его видела?
Я закатил глаза: собака визжала от радости. Коняша таскался в подвал к своему волкодаву. И теперь они на пару меня загрызут.
– Сева, – громко позвал Конь, поворачиваясь по кругу перед вольером. – Давай спокойно поговорим!
Спокойно?! Я притворился ветошью. Спину что-то пребольно кололо, но я закусил губу и терпел.
– А вот и обувка. Понюхай-ка! – Надо полагать, Конь сунул собаке под нос оброненную мной кроссовку. – Ищи, Рада!
Рада пронзительно гавкнула, тяжёлые лапы протопали куда-то вглубь помещения. Вслед зашаркали ботинки Коня.
Кроссовка! Она ищет мою первую кроссовку, с которой так и не успела поиграть. Сколько секунд у меня есть? Семь? Пять? Я нащупал то, что кололо мне в лопатки – обгрызенный мосол – увесистый, как дубина. С проворством пещерного человека я выкатился из будки и со всего размаху влупил костью по стеклу ближайшего окошка.
Звон, лай, конский рык… Я едва успел спрятать ладони в рукава куртки, чтобы не пораниться об осколки в раме.
Итак, я оказался на улице. В носках, изрезанной куртке, с собакой за спиной.
Бежать было бесполезно. Без обуви я и от Коня-то далеко не убежал бы. А уж от собаки… Конь не станет проталкивать свою Раду в окно – испугается битого стекла. Сердобольность Михи в отношении дорогих ему существ я уже изучил. И знал, что сам таким существом не являюсь. Я был уверен: минуту спустя Миха выведет Раду через дверь, которую я не смог найти. И мне придёт хана.
Я должен залезть куда-нибудь, где смогу держать оборону. Очень быстро залезть. Потому что вопреки всем фильмам, где жертва удирает, не чувствуя холода и голода, я чувствовал ВСЁ. Ноги промокли и болели, затылок гудел, лоб саднило, хотелось пить. Пить!
Что-то глухо заскрежетало внутри дома. Надо понимать, Конь и пёс достигли двери. Я застонал и полез. Обратно в подвал.
Ведь это было логично, правда? Я приземлился босыми ногами на какой-то мусор и взвыл. Но без воя, исключительно кишками. Они, кстати, хотели воды.
Хромая на обе ноги, максимально поджимая пальцы, я скоренько проковылял к деревянным загородкам. Пахнуло пылью и гнилью. Сладеньким, разлагающимся картофанчиком. Пить его нельзя.
Когда на улице залаяла собака, я увидел приваренную к стене металлическую лестницу. Поджав ножку, как фламинго, я повертел клювом и оценил ситуацию.
У разбитого мной окна надрывалась Рада. Наверное, пыталась объяснить Коню, что следы жертвы никуда не ведут. Жертва в это время скакала с жёрдочки на жёрдочку в надежде как-нибудь пробить потолок и оказаться в одной из квартир первого этажа.
Сейчас Конь сообразит, что я прячусь где-то в подвале, поскольку не обладаю способностью к телепортации. Я поднажал и упёрся головой в люк. Что-то затрещало. Кажется, мой череп.
Я нащупал банку, и меня неприятно удивила её лёгкость. Какие изменения я мог пропустить на приливе адреналина? Запретив себе паниковать, я ещё раз применил многострадальную голову по назначению. Есть! Щель расширилась. Скрежеща зубами, я наконец откинул крышку.
Вокруг я не смотрел. Сначала выполз, затем вернул крышку люка на место. Практически бесшумно – с наружной стороны на ней была ручка. У стены стояли коробки с книгами. Из последних сил я затолкал их на люк и только после этого выдохнул. Чтобы снова вдохнуть пересохшим ртом и страдальчески сглотнуть слюну, которой не было. Даже слизистая внутри носа казалась мне потрескавшейся пустыней.
Я огляделся в поисках… Нет, не выхода. Раковины. Она была!!! Я бросился к ней, как медведица к медвежатам. Открыл кран, прильнул к нему губами… О-о-о… Я как никогда понимал сейчас конских друзей. Эти братишки и сестрёнки… – У меня подкосились колени. – Они же… Не мои?!
Дрожащими руками я расстегнул куртку, поставил мешок на стол перед собой, ослабил узел и вытащил банку.
Я вспомнил, как было в больнице. Юрику стало лучше, а содержимому банки – хуже. Рине тоже стало условно лучше, и я всё ещё надеялся добыть помощь и спасти нас обоих. А мозги, которые она так берегла, должны были явить собой гнилушку в формалине. Но… Банка была пуста. То есть, формалин в ней остался. А вот мозгов не было ни в каком
