Таро покачал головой; он явно считает, что девчонка портит всю эту прекрасную мужскую компанию.
Придумал: отклеил марки с конвертов, старательно заклеивает марками Тасино лицо.
Входит Macao. Внимательно оглядывает хибарку, подняв свои широкие, выразительные брови.
— Ого, тут целая выставка!
— Вы ко мне по делу или просто так? — важно спрашивает Таро.
— Просто так… Зашёл посмотреть, кто задал такую работу почте. Ты знаешь, что происходит из-за твоей особы?
Таро польщён:
— Из-за моей особы? А что происходит?
— Катастрофа, — говорит Macao. — Сам подумай… Почта не может работать, её скоро затопит твоими письмами.
Таро засмеялся:
— Как вы смешно говорите!
Macao подошёл к ящику из-под консервов, который служит Таро столом, повертел в руках пустую чашку от риса.
— Значит, растёшь один понемножку?
— Я уже давно вырос, — усмехается Таро. — Второй год работаю у молочника, на его велосипеде.
— Да, тебя не под зонтиком растили… Скажи, а почему они все взялись писать именно тебе?
— Не знаю! Борисов обещал прислать одного мальчика, а прислал десять тысяч!
Macao берёт пачку писем.
— Читаете по-русски? — обрадовался Таро.
— Имею удовольствие читать, — с японской учтивостью отвечает Macao.
Проглядывая исписанные детским почерком листочки, он то удивлённо сводит, то распрямляет свои подвижные брови.
— Вот оно что: он сказал о тебе по радио… Но если все, кто слушает радио, тебе напишут, что же будет на почте с моей женой Митико-сан?
— Вы женаты? — Таро недовольно поморщился. — Я никогда не женюсь, даже когда дедушкой буду.
Macao, скрывая улыбку, протягивает Таро фотокарточку мальчика в папахе верхом на коне.
— Его зовут Гога… Он просит твою фотокарточку.
— Молодец Гога-тян… А его как зовут? — спрашивает Таро про мальчика в «спутнике».
— Коля… Тоже просит прислать твою карточку.
— Коля-тян? Пришлю обязательно, — обещает Таро.
— Лариса, — протягивает Macao фотографию Таенной подруги.
— Девочку — в мешок! — заявляет Таро. — Я всех девочек в мешок складываю, в море их брошу! Послушайте, может быть, у вас есть дочка? Тогда возьмите весь мешок для неё.
— У меня нет детей, — насупил брови Macao.
— Жалко! Если бы у вас был сын, я бы мог дать ему значки. Смотрите — сколько! — Таро высыпает из конвертов гору значков: — Берите!
Macao хочет переменить разговор:
— Послушай, надо что-то делать… Разгружать почту…
Теперь мешки с письмами занимают всё почтовое отделение, громоздятся до самого потолка.
— Это всё мне? — не верит своим глазам Таро.
— Мы тебя отсюда не выпустим, пока не заберёшь все письма, — говорит одна из девушек.
— Все заберу!
Таро подошёл к двери, свистнул. Вбегают мальчишки — его ровесники, пареньки из рыбачьего посёлка, громко стучат их деревянные сандалии — гета, одетые на босу ногу.
— Всех своих приятелей привёл, — говорят девушки.
— Давай поспевай! — покрикивают пареньки, перетаскивая, разбирая пачки и мешки с письмами.
Сидя за своим рабочим столом, Митико то и дело оглядывается на Таро.
— А с луны ты ещё не получил письма? — спрашивает она.
— Со «спутника» получил! — отвечает Таро.
— Как же ты будешь всем отвечать?
— Расшибусь, а отвечу!
Мальчишки смеются:
— Рука отвалится!
— Где тебе! Тут почтовых марок нужно на тысячу иен! А у тебя одна туфля на две ноги…
Неведомо откуда взявшись, около Таро появляется человек с фотоаппаратом, он похож на танцора или на фокусника. Вот он отбежал в одну сторону, потом в другую, присел на корточки, щёлкает камерой, приподнялся на цыпочки, опустился на колени.
— Меня снимаете? — обрадовался Таро. — Вы мне дадите фотокарточки? Я заплачу.
— Сколько тебе штук?
— Много… Десять тысяч штук, — сам даже растерялся Таро. — Ну можно поменьше… пять тысяч.
Все смеются. Рассмеялся и фотограф:
— Ого, дорого тебе придётся платить!
Митико снова смотрит на Таро, видимо, он чем-то взволновал её.
— Сколько тебе лет, Таро?
— Двенадцать будет… через годик, — отвечает Таро.
— Двенадцать будет, — задумчиво повторяет Митико.
Комната кажется игрушечной. Циновки на полу. Почти нет мебели. Лёгкие деревянные раздвижные стены. На одной из них фотография мальчика, увитая чёрной лентой.
Митико подаёт мужу на подносике свёрнутую мокрую салфетку. Macao, в домашнем кимоно, вытирает руки.
— Бобовый суп? Давно я не ел бобового супа…
— Что? — рассеянно спрашивает Митико, продолжая хозяйничать.
— Я говорю — мой любимый суп.
— Да-да, — снова безучастно повторяет Митико.
Macao хочет вывести её из задумчивости.
— Ну, как письма из России? Схлынули?
— Не совсем ещё, — отвечает Митико.
— Знаешь, я подумал… Парнишка так бедно живёт, стоит отдать ему что-нибудь из тех тёплых вещей… Может быть, зелёную курточку?
— Если ты хочешь… я достану её… Но я думаю, сейчас изменится его судьба…
Митико протягивает мужу газету с фотографией Таро. Отвернула лицо в сторону, чтобы он не видел её волнения.
— Неужели ты не замечаешь, до чего он похож?
Улыбается Таро в газете.
Улыбается мальчик на стене.
— Улыбка похожа, — говорит Macao.
— Мне было как-то тяжело его видеть, — сказала Митико и замолчала.
Macao пытается её успокоить:
— И не надо тебе его видеть… Он совсем и не похож… Наш сын сейчас был бы взрослым.
— Да, — горько говорит Митико, — взрослым… Ему бы уже не годилась зелёная курточка.
Подходит к фотографии на стене, незаметным движением провела рукой по лицу сына, словно погладила его.
Таро, увешанный сумками, соскочил с велосипеда возле одного из домов, хочет поставить бутылку молока в ящик. Но его тут же окружают любопытные:
— Вот он, этот мальчик!
— Сегодня сколько писем?
— Я читал в газете, что ты играешь на бутылках. А ну-ка покажи, — просит Судзуки; он разглядывает мальчика, сосредоточенно о чём-то думая.
Таро быстро расставил несколько бутылок на тротуаре, начинает выстукивать палочкой ритм, напевает:
По дорожке, по бурвару…
Та-та, та-та…
Та-та, та-та…
Так увлёкся, что не заметил — к нему приглядывается какой-то молодой человек.
— Ну, хватит, — сердито говорит он.
Таро почтительно кланяется.
— А что? Я слишком громко пел?
— Не притворяйся… Ты, кажется, вообразил, что если получаешь письма из России, значит, можешь нарушать постановление?
— Разве запрещено получать письма? — хитрит Таро.
— Не в письмах дело. Ты прекрасно знаешь, что закон запрещает несовершеннолетним зарабатывать. На это есть взрослые.
— Что вы, я только пою, смотрите… — пытается уверить Таро.
— Ещё раз тебя увижу — попадёшь в полицию.
Таро, мрачный, собирает бутылки.
Прохожие медленно расходятся. Но Судзуки не уходит, продолжает смотреть на Таро.
Цветная реклама: на щите письма, марки, иероглифы. Реклама ожила, задвигалась… Оказывается, это на Таро надето картонное облачение. Он весело, с гордостью выкрикивает:
— Приходите к Судзуки смотреть на замечательного мальчика, получившего десять тысяч писем!
…Шум голосов… Смех… Аплодисменты…
За стойкой — Судзуки, подтянутый, весёлый. Он словно стал выше ростом.
Таро, неумело наряженный в русский костюм, играет на бутылках свою песенку.
Многие молодые посетители ему подпевают. Элли ходит между столиками, стараясь вызвать интерес к выступлению Таро.
— Десять тысяч писем прислали ему! Он мой ученик, я учу его петь и танцевать. Талантливый мальчик!
— У нас никогда дети так не выступали, раньше этого не было, — качает головой кто-то за столиком.
— У вас многого не было, — улыбается Элли.
Японская комната обставлена европейской мебелью.
Солнечный луч на подушке…
Таро спит не на циновке, а в кровати.
Вот он проснулся, не сразу вспомнил, где он и что с ним.
С интересом рассматривает кровать. Вскочил, попрыгал на матраце.
Подбежал к зеркалу, полюбовался на себя в новом ночном кимоно. Отвешивает себе низкие поклоны. Так развеселился, что хохочет вслух.
За дверьми Кэтрин, с котёнком на руках, сгорает от любопытства.
— Таро? Ты смеёшься? Почему ты смеёшься?
Таро, стоя посреди комнаты, громко храпит, желая обмануть Кэтрин.
— Ты спишь? Как же ты смеёшься, если ты спишь? — недоумевает она за дверью.
Решив, что девочка ушла, Таро достаёт из-под кровати ящик из-под консервов, который служил столом в его хибарке. Теперь он полон фотокарточек. Усевшись на пол, Таро вынимает из ящика фотографии мальчишек, здоровается с ними, кланяясь:
