Глава восемнадцатая. ОБРАТНЫЙ ПУТЬ.
Как ни странно, первой оправилась и предложила идти дальше Анджела.
Алану же хотелось только одного - спать. Все его тело мучительно ныло. Он так и остался бы лежать у воды, если бы Анджела его не растолкала.
- Ты насмерть простудишься, - уговаривала она. - У тебя уже озноб. Вставай и пойдем.
- Куда же мы пойдем в такой темноте?
- Уже начинает светать. А идти нам можно только вверх по речке.
Она была права. Другого пути, кроме этой каменистой расселины, отсюда не было. А в сероватом свете зари они уже могли различать дорогу.
- Только сперва поешь, - сказала Анджела.
- Хлеб, наверное, совсем размок. Ведь из сумок течет вода.
- Нет, он цел. Я зашила его вместе с Алексидом.
Она распорола бурдюк и вытащила его содержимое.
- И почему только я не догадалась уложить в него все наши вещи! - со вздохом продолжала девушка. - Мы могли бы переодеться сейчас в сухое. Правда, тогда пришлось бы очень долго зашивать шов.
- Ничего, - отозвался Алан, с удовольствием грызя хлебную корку. - Скоро взойдет солнце, и мы согреемся...
Его била такая дрожь, что зуб на зуб не попадал, и Анджела посмотрела на него с тревогой.
- Тебя надо напоить чем-нибудь горячим и уложить в сухую постель. Пойдем поищем какого-нибудь крова.
- В этих-то горах? - усмехнулся Алан. - Нам еще повезет, если мы хотя бы к вечеру доберемся до какого-нибудь жилья. Но в одном я с тобой согласен - чем скорее мы тронемся в путь, тем лучше.
- Во всяком случае, - торжествующе сказала Анджела, высоко подняв рукопись, - это обратный путь.
Однако Алан, который, спотыкаясь, брел за ней по расселине, никак не мог поверить, что поручение, которое он получил в Кембридже столько месяцев назад, теперь, наконец, выполнено. Они отыскали Варну, они добыли комедию Алексида, и теперь остается только вернуться с ней в Венецию. Сколько раз он мечтал об этой минуте! Каким счастьем, думал он, переполнится его сердце! Но теперь, когда она настала, он чувствовал только, что у него отчаянно болит голова, а мокрая одежда противно липнет к телу.
Зато Анджела была во власти радостного возбуждения. Она удивительно быстро оправилась после плавания по озеру и теперь взбиралась по склону с легкостью серны. Алан еле поспевал за ней, но гордость мешала ему попросить ее идти помедленнее.
Взошло солнце, но лучи его не проникали в сумрачную расселину. Оглядываясь, молодые люди видели теперь только самый уголок озера, спокойного и синего под утренним небом. Еще немного, и этот уголок тоже исчез за гребнем перевала.
- Вот мы и простились с Варной, - сказала Анджела.
- И будем надеяться, что навсегда!
Теперь они простились и с речкой и пошли через нагорье по узенькой тропке, которую заметила Анджела.
- Ведь должна же она куда-то вести! - заявила девушка.
Алан не стал спорить. Если она берет на себя обязанности проводника, тем лучше. Они свободны, и этого с него довольно. Вот только если бы еще можно было лечь и уснуть!
Солнце начинало припекать, и от их одежды поднимался пар. Анджела распустила кудри по плечам, не опасаясь, что в этой горной глуши ее кто-нибудь увидит. Алан брел за девушкой, с трудом переставляя ноги, и вдруг заметил, что темная полоска у корней ее волос стала уже совсем широкой. Как давно они уехали из Венеции!
Он с трудом поднял руку и провел ладонью по подбородку.
До сих пор ему достаточно было бриться раз в неделю - он начал бриться всего лишь год назад, да и то больше из мальчишеского самолюбия, чем по необходимости. Но с тех пор, как он покинул дом Альда, бритва не касалась его подбородка, и теперь его покрывала настоящая щетина.
Венеция! Дом Альда! Горячая вода, чистые простыни... Сейчас он готов был отдать за них все сокровища мира. Когда еще ему вновь доведется вымыться в горячей воде и лечь в чистую постель?
Голос Анджелы заставил его очнуться, и он с испугом понял, что уже давно идет, словно в бреду, ничего не замечая вокруг.
- Впереди перевал, - сказала Анджела. - Пожалуй, эта тропинка и в самом деле куда-то ведет.
- А... э... Извини. Я, наверное, спал на ходу.
- Вот именно, - заметила Анджела с упреком. Взглянув туда, куда указывал ее палец, Алан увидел глубокую зазубрину в стене гор, преграждавших им путь на север.
- Может быть, отдохнем несколько минут? - робко сказал он.
- Нет, уж лучше пойдем дальше. - И Анджела засмеялась. - Ты ведь не дал мне отдохнуть на озере.
- И правильно, что не дал, - ворчал он себе под нос, устало плетясь за ней.
Но ведь тогда им грозила смерть, а теперь совсем другое дело. Ей-то хорошо! Шагает как ни в чем не бывало. А он совсем болен.
- Ну ладно, - буркнул он. - До твоего перевала я дойду, но дальше ни шагу не сделаю, пока не отдохну хорошенько.
Никогда еще он не испытывал к Анджеле такой жгучей ненависти, как в эту минуту.
До перевала они шли полчаса, но Алану они показались целым днем. К тому же сбылись и его мрачные предсказания: местность, которую они увидели с перевала, ничем не отличалась от той, которая лежала за их спиной, - точно такое же голое холмистое нагорье. Алан решительно опустился на землю, разложил сушиться на соседнем камне свою куртку и рубаху и наотрез отказался сделать еще хоть шаг.
- Ну пройдем чуть-чуть дальше, - умоляла Анджела.
- Нет, я сначала отдохну. Да и куда торопиться?
- По-моему, вон там хижина.
- Чепуха! Откуда в этой глуши возьмется хижина?
- Но послушай, неужели ты не слышишь, как звенят овечьи колокольчики?
- У меня в ушах не только колокольчики звенят, а и лютни, и вино, льющееся в стакан, и...
- Да нет, это же правда! - не сдавалась Анджела. - И колокольчики звенят, и вон там из оврага поднимается дым. Погляди! Вон она - хижина.
Она схватила Алана за плечо, но его голова тяжело упала на грудь.
- Оставь меня в покое, - с досадой проворчал он. - Неужели ты не видишь, что я болен?
- Конечно, вижу, - совсем другим тоном ответила Анджела. - Уже давно вижу. Прости, что я заставляла тебя идти, но ведь если бы ты потерял сознание, у меня не хватило бы сил тебя тащить.
Алан с трудом поднялся на ноги, не забыв, однако, подобрать свою одежду.
- Хорошо, попробую, - сказал он, стуча зубами.
Все дальнейшее происходило словно во сне. Он смутно вспоминал, как Анджела помогала ему спускаться по тропе. Он помнил, что на них, рыча, бросились две собаки - рыжая и черная с белыми пятнами, и Анджела пыталась отогнать их камнями, только у нее ничего не получалось. Он помнил темный вход в хижину и добродушное испуганное лицо старого пастуха, все исчерченное глубокими морщинами, с белоснежными кустиками бровей.
А потом он уже ничего не помнил, потому что три дня пролежал без сознания в лихорадке.
... - Как ты себя чувствуешь, Алан?
В хижине было темно и пахло псиной. Он видел только силуэт склонявшейся над ним Анджелы, но очень обрадовался, услышав ее голос.
- Очень есть хочется, - ответил он, тщетно пытаясь сесть на постели и удивляясь своей слабости.
- Я так и думала. Вот выпей молока. Оно, правда, слишком уж жирное. Но ведь это козье молоко, а коров здесь нет.
Пальцы Алана сомкнулись вокруг деревянной чашки. Он с жадностью принялся пить горячее молоко.
- А кто тут живет? - шепнул он. За последние два месяца он привык остерегаться любых незнакомых людей. - А ру... она цела?
- Конечно, - успокоила его Анджела. - А здесь живет только старик пастух. Он объяснил мне, что проводит здесь по нескольку недель подряд, не видя ни одной живой души.
- А что это за человек?
- Немножечко полоумный, - ответила Анджела и добавила весело: - Наверное, и я бы помешалась, если бы мне пришлось столько времени проводить в одиночестве среди этих диких гор. Но он очень добрый старик. Правда, ухаживать за больными он не умеет и, глядя на тебя, только всплескивал руками да что-то бормотал. Так что твоей сиделкой пришлось быть мне. Но зато он щедро делился со мной своими припасами.
- А какими? - с интересом спросил Алан, отдавая ей пустую чашку.
- Особых деликатесов здесь, конечно, нет. Козье молоко и сыр, да еще он печет лепешки. Только в них уж очень много золы попадает.
- Ну, зола - это ничего... А мяса у него нет?
- Насколько я поняла, он режет козлят и ягнят только в крайнем случае. Вчера он угощал меня кроликом, которого поймал в ловушку. Но теперь, раз ты очнулся, я непременно уговорю его зарезать ягненка.
- Мы ведь ему заплатим.
Анджела засмеялась.
- Уж не знаю, видел ли он когда-нибудь деньги. Мне кажется, в здешних местах они не в ходу.
- Ну, так отблагодари его чем-нибудь другим, - не отступал Алан. Предложи ему постирать или починить его одежду.
- Вряд ли его и это прельстит. А кроме того, я ведь тут Анджело - не забывай. Но будь спокоен, я что-нибудь придумаю, когда он вернется.
И только когда пастух, наконец, вернулся, Алан понял, что, сам того не зная, довольно горько пошутил. Одежда на высохшем теле старика уже давно превратилась в жалкие лохмотья, и достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что и одежда, и тело, которое она прикрывала, соприкасается с водой, только когда идет дождь или валит снег.
