– Спасибо, мне хватает и телекамер. К тому же я никогда не пылал особой любовью к детям. Я не этих имею в виду… а вообще всех.
Снаружи Рубен собственным телом защищал Собака: охранники травили диковинного зверя, тыкали его ружьями в бока. Зверь скалил зубы и рычал, но они только гоготали и не оставляли его в покое. Наконец, разъярившись, Собак прыгнул вперед и попытался схватить одного из них зубами; тот испуганно отпрянул и крикнул:
– А ну успокой его, а не то я сейчас всажу в него весь заряд!
– Ага, если сможешь отыскать курок, – насмешливо заметил его товарищ.
– Нам пора, – быстро сказал Джонас. – Рубен, ты со мной.
– А Собак? – нерешительно спросил тот.
– Он тоже.
Рубен облегченно вздохнул.
– А мы? – шагнула вперед Хана. На ее лице читались вызов и подозрение.
– Вы пойдете с ними. Помоетесь, переоденетесь. А потом мы снова увидимся.
Том ничего не сказал, лишь бросил на Джонаса долгий взгляд, полный доверия, надежды, тревоги, боли.
– Скоро увидимся, – успокоил его Джонас, сам не зная, возможно ли это.
– И что, значит, мы теперь должны притворяться? Чего ради? – пробурчал Рубен, когда Джонас коротко ввел его в курс дела. Они вернулись в свой кабинет, и Джонас наводил порядок после недавнего обыска. Нужно было немедленно приниматься за работу.
– Может, и не понадобится притворяться. Сначала посмотрим, что тут у них за аналитические наборы и какие они дадут результаты. – Джонас яростно выбивал ряд цифр на клавиатуре. – Откуда нам знать? Может, они и правда их родители.
– Ладно, эти, может, и родители. А остальные? Все остальные?
– О них тоже подумаем. В свое время, – отрезал Джонас, явно давая понять: все, дискуссия окончена.
– А что будет с ним? Ты хоть в курсе, что они хотели его пристрелить? – снова заговорил Рубен через некоторое время, указывая на Собака, который лежал в углу, опустив морду на лапы.
– Не посмеют. Он же твой, так?
– Вообще-то он не мой, а детей… Я его забрал, просто чтобы не пристрелили. Дети не смогут его защитить.
– Твой, твой. Детям не разрешат держать его у себя. Тем более что скоро их разлучат, – сухо сказал Джонас, не отрывая взгляда от монитора.
– И ты так спокойно об этом говоришь? А я думал, они что-то для тебя значат!..
– Я тоже так думал.
– По-моему, ты и сейчас так думаешь… просто что-то мухлюешь.
– Ну что ты, – усмехнулся Джонас. – Я верный слуга Неоправительства, делаю, что мне приказано. Скоро у меня будет медаль, и форма, и женщины, и вино… – кажется, он передразнивал недавний тон Мак-Кампа.
– Все-таки странный ты какой-то.
– Ты тоже, – отозвался Джонас. – Все мы странные…
– Брат и сестра? – Хана смотрела на Дуду с ужасом и изумлением.
– Таковы результаты анализов, – сказал Джонас, помахивая перед ее носом свежей распечаткой – двумя спиралевидными цепочками на листке бумаги. – Я не могу сейчас объяснить вам всех деталей, но сомнений быть не может. Думаешь, я не удивился?
– Но я его совсем не помню… Я вообще мало что помню, так, обрывки. Том знает? – Внезапно смутившись, Хана пожала плечами. – А разве… разве он не Вылупок?
– Ничто не препятствует тому, чтобы Остаток и Вылупок оказались родственниками. В начале Великой Угрозы твои родители, как и многие другие, решили вступить в программу «Гарантированное Будущее». У них с собой все документы, им удалось их сохранить, несмотря ни на что. В то время они согласились, чтобы их гаметы были использованы для эмбрионов, которые хранились бы в идеальных условиях, в очень надежном месте – как в банке. На всякий случай. Чтобы гарантировать потомство в случае чего-то непредвиденного.
– То есть если бы я умерла… – помрачнела Хана.
– Или если бы умер один из них, а второй хотел бы иметь рядом родного человека, чтобы жить дальше. Вместе с тобой, конечно же, – поспешил добавить Джонас.
– Короче, он – ребенок из морозильника, – Хана прищурилась и оглядела Дуду с ног до головы.
– А ты была зачата традиционным способом. Но у вас одни и те же родители.
– И где они? – не выдержала Хана.
В лаборатории повисло молчание; выражения лиц детей менялись от испуганно-тревожного до равнодушного. Джонас договорился, чтобы Хане и Дуду дали возможность побыть вдвоем, и теперь они ждали, что будет дальше.
– Они здесь. На Базе. Они искали вас повсюду, потом узнали, что вы можете находиться здесь, и примчались за вами. Они прошли все анализы, так же, как и вы, и могу вас заверить – это и есть ваши родители. Конечно, это небывалый случай – чтобы Остаток и Вылупок оказались братом и сестрой и встретились в такой невероятной ситуации. Такого еще не было… до сегодняшнего дня.
Когда пару часов назад Джонас объявил Мак-Кампу результаты анализов, тот окинул его быстрым взглядом и тут же кинулся считать: хорошее финансирование, престиж, к тому же стопроцентные гарантии…
– А другой? Тот, другой родитель, о котором ты говорил? – спросил Глор. – Может, это мой?
Джонас в сомнении смотрел на него, не отвечая сразу. Чтобы дать детям еще немного почувствовать себя одинаковыми, он сделал анализ ДНК всем без исключения: поворошить ватной палочкой во рту – не страшно и не больно, зато дети снова были вместе. Одинаковые. В последний раз. Но очень скоро все изменится.
– А я? Я тогда чья? – вскочила Орла.
– И я? – эхом откликнулась Нинне.
Джонас снова терпеливо повторил:
– Как я вам уже говорил, на Базу приехали трое родителей: семейная пара и тот, который остался один, – папа. Оказалось, что документы, которые предоставили эти родители, указывают на детей из одного и того же Сгустка – вашего, номер Тринадцать, того, который исчез. Вот почему мы с Рубеном отправились на ваши поиски и привели вас обратно.
– Ты не ответил на вопрос Глора, – вмешался Том-Два-Раза, глядя на Джонаса почти враждебно. Это были его первые слова за много часов.
– Я как раз к этому вел. Результаты анализов показали, что, вне всякого сомнения, речь идет об отце Нинне. – Он посмотрел на девочку, которая раскрыла от удивления рот и вдруг разрыдалась.
Никто не шелохнулся, чтобы ее утешить; будто все их правила испарились в одно мгновение.
– Но я… я… я хотела маму, – проговорила она сквозь всхлипы и продолжала плакать, стоя посреди комнаты. Сейчас она казалась почти хорошенькой, несмотря на нескончаемые потоки слез: так преобразил ее теплый душ и новая одежда, которая была, конечно, не совсем по размеру, но куда лучше ее обычного грязного мешка. Она была почти как настоящая девочка – даже с длинными каштановыми кудрями: малышка наотрез отказалась стричься и залезла под скамью, где и сидела, пока не миновала опасность.
– Но у тебя есть хотя бы папа, – успокоила ее Орла. – А у нас вообще никого.
– Да, а как же мы? – спросил вдруг Том. Том-Два-Раза, никогда не терявший самообладания.
– Вы?.. – повторил Джонас, не зная, что ответить.
К счастью, вмешалась Хана, которая, кажется, оправилась от растерянности:
– И когда же мы увидим этих… родителей?
Оторвавшись от настойчивого взгляда Тома, Джонас обернулся к ней.
– Сейчас. Их уже ведут сюда.
– Так вы что, Первопроходцы? – с нескрываемым любопытством поинтересовался Дуду. Пока что вопросы задавал только он, Хана наблюдала за вошедшими как бы со стороны, будто все это ее не касалось.
– Конечно, – ответила женщина, мать, с улыбкой, которая, как она надеялась, внушала доверие. Мужчина и женщина были так же смущены, как Хана и Дуду. Джонас время от времени вставлял несколько слов, пытаясь снять напряжение. Остальных детей увел Рубен: он пообещал им показать новую игру с Собаком. Но, уходя, Том обернулся и снова посмотрел на Джонаса. Этот ребенок с пронизывающим душу взглядом становился его кошмаром.
На слове «конечно» Хана и Дуду с ужасом переглянулись: вот теперь они впервые почувствовали полное единение, как брат с сестрой. Если все слухи о Первопроходцах – правда, то эти двое взрослых – самые опасные существа в мире!
– И… вы пожираете детей? – набравшись смелости, спросил Дуду.
– Ага, вот так! – с улыбкой ответила женщина и, притянув к себе ошеломленную Хану, прикоснулась губами к ее щеке. И еще причмокнула при этом. Хана с отвращением отпрянула и вытерла щеку ладонью.
– Никогда больше этого не делай, – прошипела она.
Женщина вздохнула.
– Да, кажется, нам придется потрудиться, – проговорила она, оборачиваясь к своему спутнику.
Тот пожал плечами.
– У нас на это есть все время мира.
Это были его первые слова. До сих пор он держался чуть в стороне и молчал, а если и улыбался, то из-за темной густой бороды улыбку все равно было не разглядеть. Высокий и широкоплечий, он с первого взгляда внушал уважение. «Но нет, – подумал про себя Джонас, – уважение Ханы придется еще заслужить. Придется стать психологом, учителем, советчиком». Он пытался объяснить это двум взволнованным взрослым еще до этой встречи: рассказывал им, что пришлось пережить детям в Лагере и потом в лесу, объяснял, что родителям будет с ними нелегко. Что память в случае Ханы придется перестраивать, а в случае Дуду – создавать с нуля.
