- Ну как же! Я устроил в ней библиотеку и поставил стереопроигрыватель.
- Тогда спокойной ночи, профессор Шахермахер!
- Спокойной ночи, профессор Бокс!
ПРОФЕССОР УГРОЗНЫЙ, ИЛИ СМЕРТЬ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ
Сегодня профессор Угрозный был выше своего обычного роста. Такое с ним часто случалось, особенно в те дни, когда он вел опрос. Студенты наловчились уже довольно точно определять его роет на глаз: "Ого! Он вырос по крайней мере на четверть метра!" Даже фиолетовые носки вылезли из-под коричневых брюк, а над носками виднелась белая полоска кожи, которую обычно стыдливо прикрывают.
- Ну вот, - вздохнули студенты, - начинается! Надо было сегодня пропустить занятия...
Профессор Угрозный полистал свои бумаги и объявил:
- Я созвал вас, чтобы вырвать у вас истину, и никому не удастся уйти отсюда ни живым, ни мертвым, пока я не выведаю все. Ясно? Так вот... Посмотрим-ка списки ответчиков... Альбани, Альберти, Альбини, Альбони, Альбуччи... Ну ладно, попрошу сюда Цурлетти.
Студент Цурлетти, последний по алфавитному списку, уцепился за стол, пытаясь отдалить удар судьбы, прикрыл глаза и постарался представить себе, будто занимается подводной охотой у острова Эльба. Наконец он поднялся медленно, точно многотонный корабль в шлюзах Панамского канала, и неохотно направился к кафедре, делая шаг вперед и тотчас же два назад. Профессор Угрозный просверлил его убийственным взглядом и осыпал градом ехидных реплик:
- Дорогой Цурлетти, я требую признания в ваших же интересах. И чем быстрее вы ответите, тем скорее обретете свободу. Кроме того, вы же знаете, что у меня достаточно средств, чтобы развязать вам язык. Отвечайте быстро, не утаивая: когда, как, кем, где и почему был убит Юлий Цезарь? Уточните, как был одет в этот момент Брут, какой длины была борода у Кассия и где находился во время убийства Марк Антоний? Не забудьте сказать, какого размера обувь носила супруга диктатора, а также сколько и каких монет она потратила в то утро, покупая на базаре сыр.
От этой лавины вопросов студент Цурлетти закачался... У него задрожали уши... Но Угрозный был неумолим.
- Сознавайтесь! - грозно потребовал он и вырос еще на пять сантиметров.
- Я требую адвоката... - пролепетал Цурлетти.
- Не выйдет! Здесь не квестура и не трибунал. На адвоката у вас такое же право, как на бесплатный билет до Азорских островов. Ну-ка отвечайте незамедлительно, какая была погода в день преступления?
- Не помню...
- Еще бы! Уверен, вы не помните даже, присутствовал ли там Цицерон и запасся ли он зонтиком или слуховой трубкой, прибыл он в коляске или на такси...
- Не помню... - снова пролепетал Цурлетти, но наконец пришел в себя. Он почувствовал поддержку товарищей, которые, видя, какие титанические усилия ему нужны, чтобы выдержать натиск инквизитора, знаками подбадривали его. Он вскинул голову и заявил:
- Вы не выжмете из меня ни слова!
Аудитория взорвалась аплодисментами.
- Тихо! - возмутился Угрозный. - Или я прикажу очистить помещение!
Но тут последние силы покинули Цурлетти, и он упал в обморок. Угрозный велел позвать служителя, и тот вылил на несчастного ведро воды. Цурлетти открыл глаза и жадно слизал капли:
- Господи, вода-то соленая!
Муки его достигли предела.
Профессор Угрозный тем временем вытянулся до самого потолка и набил себе шишку.
- Признавайся, разбойник! Иначе я возьму твою семью в заложники!
- Ах, только не это, только не это...
- Нет, будет именно это! Служитель!
Сейчас же появился служитель. Он втолкнул отца Цурлетти, почтового служащего тридцати восьми лет. Руки у него были связаны за спиной, голова опущена. Едва слышным голосом - его не хватило бы даже, чтобы произнести "Алло!" в телефонную трубку, - он сказал сыну:
- Признайся, дорогой Альдуччо! Сделай это ради отца твоего! Ради матери, что обливается слезами! Ради сестер-монашек...
- Хватит! - загремел профессор Угрозный. - Уходите!
Цурлетти-отец ушел, постарев прямо на глазах. Пряди седых волос бесшумно сыпались с его головы.
Студент Цурлетти громко всхлипнул. Тогда поднялся со своей скамьи великодушный, как всегда, студент Цурлини и твердо заявил:
- Профессор, я согласен отвечать!
- Наконец-то, - облегченно вздохнул профессор. - Наконец-то вы все скажете мне.
Студенты пришли в ужас при мысли, что вскормили у себя на груди фискала. Они еще не знали, на что способен великодушный Цурлини.
- Юлий Цезарь, - произнес он, притворяясь, будто краснеет от стыда, скончался, получив двадцать четыре удара кинжалом.
Профессор Угрозный так изумился, что не в силах был даже шевельнуть губами. Его рост мгновенно уменьшился на несколько дециметров.
- Как? - пробормотал он. - Разве их было не двадцать три?
- Двадцать четыре, ваша честь! - не колеблясь, повторил Цурлини.
- Но у меня есть доказательства! - возразил Угрозный. - В моем сейфе хранится ода нашего прославленного Поэта, где он описывает переживания статуи Помпея в тот миг, когда Цезарь упал, сраженный кинжалами заговорщиков. Вот точная цитата, прямо из подлинника:
Недвижный мраморный Помпей
Шептал неслышно: "Ах, злодей!
Он ранен. Боже! Посмотри,
Ты видишь, Цезарь, двадцать три!"
Вы слышите - двадцать три! - повторил профессор. - И нечего наводить тень на плетень своими выдумками!..
Но студенты, сообразив, в чем дело, поддержали Цурлини и хором закричали: "Двадцать четыре, двадцать четыре!.."
Теперь наступила очередь Угрозного испытать муки сомнения. Рост его стремительно уменьшился. Он стал ниже преподавательницы математики. Да что там - его лоб оказался уже на уровне кафедры, и, чтобы видеть студентов, ему пришлось привстать на цыпочки.
Это зрелище не могло не тронуть золотое сердце студента Альберта, о котором все говорили, что в Новый год он получит премию за доброту.
- Профессор, - робко заговорил он. - Показания статуи Помпея можно легко проверить. Достаточно провести учебную экскурсию в Древний Рим, поприсутствовать при убийстве Цезаря и самим сосчитать раны, которые он получит.
Угрозный охотно схватился за якорь спасения. Он немедленно связался по телефону с агентством "Хроно-Тур", и через минуту студенты уже садились в машину времени, а пилот настраивал приборы на март 44 года до нашей эры. Достаточно было всего нескольких минут, чтобы пересечь века, которые не создают никакого трения ни, в воздухе, ни в воде. Студенты вместе с профессором оказались в толпе возле Сената, где ожидалось прибытие сенаторов.
- А Юлий Цезарь уже прибыл? - спросил Угрозный какого-то незнакомца, которого звали Кай.
Тот не понял его и обратился к своему приятелю:
- Что надо этому чудаку?
Угрозный вспомнил, что в античном Риме говорили на латинском языке, и повторил вопрос по-латыни. Но древние по-прежнему ничего не понимали и только усмехались:
- Интересно, откуда взялись эти дикари? Явились в Рим и даже не потрудились выучить ни одного слова по-римски!
Очевидно, школьная латынь не годилась для общения с античными римлянами и помогала не больше, чем миланский диалект или каракалпакский язык. Студенты откровенно посмеивались. Не все, однако. Цурлини был весьма озабочен. Он солгал, чтобы спасти Цурлетти, а сейчас все узнают, что кинжальных ударов было на самом деле двадцать три. Он будет выглядеть лгуном и обманщиком. Что делать? Вот Угрозный уже нарисовал в блокноте двадцать четыре кружочка и держал карандаш наготове. С каждым ударом он будет зачеркивать кружочек... Мамбретти, известный шутник, надул двадцать четыре воздушных шарика. Он будет прокалывать их по одному с каждым ударом и записывать звук лопающихся шариков на магнитофонную ленту... Зубрилы прихватили с собой японский калькулятор на транзисторах... Брагулья приготовил кинокамеру с двойным фильтром и телеобъективом, чтобы снять происходящее на цветную пленку.
"Что же делать?" - думал Цурлини.
Но тут на сцену ввалилась целая толпа американских туристов. Они очень шумели, жевали резинку и подняли такой гвалт, что заглушили даже сигнал трубы, объявивший о прибытии Цезаря. Внезапно возникла группа итальянских телевизионщиков. Они намерены были снимать документальный фильм для рекламы кухонных ножей. Режиссер энергично распоряжался:
- Эй вы, заговорщики, давайте левее!
Переводчик повторял его приказы на древнеримском языке. Сенаторы протискивались вперед, чтобы попасть в кадр, и махали ручкой: "Чао, чао!" Юлию Цезарю вое это порядком надоело, но он ничего не мог сделать. Теперь он больше не командовал здесь. Режиссер приказал слегка попудрить его, а то он слишком бликовал. А затем события стали разворачиваться еще стремительнее. Заговорщики выхватили кинжалы и нанесли Цезарю ужасные удары. Но режиссер остался недоволен.
- Стоп! Стоп! Зачем так столпились? Не видно даже, как льется кровь. Все сначала!
- Какая досада! - проворчал Мамбретти. - Напрасно истратил тринадцать шариков.