что связался со смертной, потому что Дивь никогда не примет такую царицу. И вдвойне дурак, что поехал в Светелград один и позволил себя схватить. Но тогда получалось, что Яромир тоже дурак, потому что не остановил царевича, а, наоборот, ещё и уговаривал ехать мириться с отцом.
Ещё Яромир хотел бы сказать, что мечи, магия и честь его рода всегда принадлежали Диви. Но Ратибор — это не Дивь. А раз так, то нет никакого предательства. Это Ратибор предал родной край, а не Яромир. И уж тем более не Радосвет. Но приказано было заткнуться, поэтому он опустился на солому, надвинул на лицо капюшон и сунул руки в рукава. Так теплее.
— Обиделся? — через некоторое время догадался царевич.
Яромир ответил не сразу.
— Поначалу — да, но сейчас уже попустило. Думаю вот, как тебя отсюда вытащить.
— Тогда уж не меня, а нас. Только это всё напрасно… — вздохнул Радосвет, обхватив локти ладонями. — Из царской темницы нет выхода. Её на совесть строили. Чтобы ни богатырь не выбрался, ни колдун. Тут в каждом камне такие чары! Нам их ни за что не развеять.
— Знаешь, что самое смешное? Скорее всего, их укрепляла моя мать. — Яромир невесело фыркнул из-под капюшона. — Увы, я не настолько хитроумный. Мой план прост — дождаться стражника, который принесёт нам еду, врезать ему по темечку, отобрать ключи.
— Никто ничего не принесёт.
— Погоди, хочешь сказать, тебя всё это время не кормили, не поили?
— Воду давали разок. Пропихнули кружку между прутьев. А потом я иней со стен соскребал да дыханием растапливал.
— Ну, значит, ещё принесут. — В голосе Яромира уже не было былой уверенности. — А там — схватить за руку и дёрнуть на себя, чтобы стражник ударился об решётку.
— Так палкой пропихивают. Боятся.
Что-то жалобно звякнуло. Наверное, царевич в сердцах пнул пресловутую кружку.
— Когда-нибудь дверь всё равно откроется. Пусть даже для того, чтобы отвести нас на казнь. — Яромир мысленно содрогнулся. У них будет всего одна попытка — без права на ошибку. — Отчаиваться рано, друг мой.
— Ты прав, — как будто приободрился Радосвет. — Отец хочет покорности, но он её не получит! Я намерен дорого продать свою жизнь.
— Лучше просто выживи. Диви нужен достойный царь. Такой, как ты.
— Вот теперь мы с тобой говорим, как настоящие заговорщики.
Они переглянулись и рассмеялись. Горько, надсадно, от души, как смеются только те, кому нечего терять. И страх отступил. Яромир знал: теперь их не сломить ни холодом, ни голодом, ни пытками. Пусть царь только попробует прислать заплечных дел мастера. Ещё посмотрим, кто кого одолеет.
Они с Радосветом болтали долго, до хрипоты. Вспоминали прошлое, шутили, даже строили планы на будущее до тех пор, пока обоих не сморил сон. Наверное, Радосвету снилась его любимая Таисья — он ведь собирался предупредить её об опасности, заодно и повидаться напоследок. А Яромиру в ту ночь не снилось ничего. И слава богам — только кошмаров ему не хватало!
* * *
Он проснулся, когда вдалеке что-то лязгнуло. В коридоре послышались гулкие шаги, потом голоса — жаль, слов было не разобрать. Яромир не пошевелился, но самую малость приоткрыл глаза: кто это там пожаловал? Может, увидев, что узник спит, они отомкнут запоры, и тогда…
Резкий окрик оборвал ход его мыслей:
— Па-адъём!
— Мрак, ты чего орёшь? Ещё даже не рассвело. — Яромир рывком сел и сердито принялся вытряхивать из волос гнилую солому, чтобы скрыть досаду.
— А на рассвете вас уже тогось, казнить велено. Так что собирайтесь.
Наверное, Мрак шутит. Вон, хохотнул даже. Или?…
— Кем велено? — от души зевнув, вмешался царевич.
— Царёв приказ.
— Ну да… Чей же ещё. Мог бы и не спрашивать. — Радосвет на мгновение задумался и вдруг шагнул вперёд, приник к решётке. — Смертнику последнее желание положено, так?
Мрак зачем-то глянул на двух своих спутников, стоявших с каменными лицами, и нехотя буркнул:
— Вроде как положено.
— Тогда хочу перед казнью с отцом встретиться.
Яромир удивился: зачем? Впрочем, он сомневался, что царь осмелится спуститься в подземелье. А если царевича поведут наверх, можно попробовать сбежать по пути. Хорошая идея.
— Царь не хочет тебя видеть, — покачал головой Мрак. — Он давеча ясно дал это понять.
— Что, даже на казнь не придёт полюбоваться? С сыном единственным проститься кишка тонка? — выплюнул Радосвет.
— Того не ведаю… — Злорадство, с которым Мрак командовал: «Па-адъём!», куда-то подевалось. На смену ему пришла неловкость. Может, даже сочувствие.
Царевич, почуяв слабину, продолжил напирать:
— А тебе самому нравится происходящее? Считаешь, что царь прав? Думаешь, всё это справедливо?
— А что я? Моё дело маленькое. Чё приказано, то и выполняю. — Мрак звякнул связкой ключей.
— Выходит, ты не человек, а инструмент бездушный? Как те ключи, что у тебя в руках. Куда повернут, туда и повернёшься?
— Зубы мне не заговаривай, предатель! — вскинулся Мрак. — Царю, небось, тоже в уши пел, а сам спал и видел, как отца извести. Нет тебе веры! Последнее желание придумал? Так говори. Но не проси невозможного.
Слова царевича его явно задели. Может, где-то в глубине души Мрак сомневается в своей правоте? Яромиру казалось: стоит немного поднажать, и треснет броня, за которой бравый вояка спрятался от истины. Он даже попытался воззвать к воинской чести, но Мрак замотал головой:
— Царь лучше знает. На то он и царь. Не наше дело — сомневаться. С трона видней, кто вражина подлый, а кто друг.
— Тогда мне от тебя ничего не нужно, — процедил Радосвет сквозь зубы.
— Вот и славно. А ну-ка просунь руки сюда, я свяжу. Молчан, ты вяжи второго.
Яромир и не подумал облегчить тюремщику
