тебе вообще удалось сюда попасть?
Пироги пахли так, что у Василисы текли слюнки, но она всё не решалась попробовать угощение. Её терзали смутные предчувствия насчёт этой странной девицы: слишком уж она темнила, явно многое недоговаривала. С другой стороны, ей тоже не было никакого резона доверять первой встречной. Так они и ходили вокруг да около, как две лисицы, принюхивались друг к другу.
— Да вишь, вот служанкой прикинулась. Злыдницу в коридоре споймала, по голове тюк — вот и одёжа. А пироги у меня с собой были — на дорожку, значит.
— И что, решётка тебя пропустила?
— Ну не сразу, — незнакомка замялась. — Пришлось немного покумекать. Вон на свистульке поиграла — усыпила змеюк. А замок там плёвый.
У Василисы загорелись глаза и сердце забилось часто-часто.
— Хочешь сказать, любая из нас выйти может, если на твоей свистульке поиграть? А ты не… — она замялась. Было как-то неловко просить незнакомую девицу вот так взять и одолжить волшебную вещицу. Она ей наверняка самой нужна.
— Подарить не могу, — улыбнулась Елькина подружка. — А вот вторую такую же вылепить попробую, ежели хочешь. Только не обольщайся: не пропустит тебя заслон. Я-то Кощею никто и звать никак, а ты — жена.
— Пф, да какая я ему жена, — отмахнулась Василиса. — Он меня не целовал даже ни разу.
— Врёшь, — не поверила девица.
— А вот и не вру! Не успел! Сестру мою на свадьбе чмокнул, а меня — нет.
— Ты, как я вижу, не расстроилась? — Ох как Василисе этот насмешливый прищур не понравился.
— Зачем злорадничаешь? — она насупилась. — Нешто есть те, кто сюда по своей воле бы пошёл?
— Всякие девки бывают, — незнакомка озадаченно почесала кончик уха. — Женская душа — потёмки. Ладно, может, ты и не из таких. Но мне говорили, будто бы ты сама пошла, в княгини набивалась. Тоже, скажешь, неправда?
Тут уж настал черёд Василисы каяться, опустив очи долу.
— Правда. Сестру я спасти хотела. Думала, вместо неё меня Кощей заберёт.
— А он взял обеих. Это так на него похоже, — веснушчатая девица сама взяла пирожок и сунула ей в руки. — Да бери ты, не стесняйся. Не собираюсь я никого травить.
Тут уж Василиса не выдержала, схватила угощение обеими руками, с наслаждением вгрызлась в мягкое тесто. Ух ты! С капустой! Самая вкуснотища!
— Слуфай, — она продолжила говорить, толком не прожевав, — а ефли ты Елифу прифла спафать, может, я тебе помогу? И сбежим фсе фместе?
— И чем же ты мне можешь помочь? Кстати, как твоё имя?
— Василиса я, — она сглотнула и зачастила: — Я-то думала, что всё иначе будет: уболтаю я Кощея, узнаю, где его смерть спрятана, убьём мы его вместе с Марьянкой — и дёру! Героинями домой вернёмся. И не будет этот супостат больше в Дивнозёрье шастать да девчонок воровать-неволить. Вот чёрт! И как же это я про Марьянку сболтнула? Вот дура глупая! Мне ж её Даринушкой называть надо. Как сестру. Но на самом деле не сестра она мне, а работница батюшкина. А облик сестрин приняла, чтобы Даринку от постылой участи избавить. А ещё я Ванюшку сонным зельем опоила. Это жених Даринкин, муж почти что. Я ж, дура, в него влюблена была…
Вместе со словами, которые Василиса не в силах была сдержать, из глаз лились слёзы — и, пока она пирожок не доела, не смогла остановиться. Выложила всё как на духу и наконец-то выплакалась вволю.
Елькина подруга обняла её за плечи и утешающе погладила по голове:
— Ну-ну, тише, тише. Теперь точно знаю, что ты не врёшь. Жалко мне тебя, хорошая ты. Так что окарину я тебе сделаю. И помощь приму. В ответ тоже чем смогу — помогу, обещаю.
И так тепло ей стало от этого шёпота, что Василиса хоть и изрядно гневалась на эту наглую девицу за непрошеное колдовство, но ругаться не стала — вместо этого ткнулась лбом в плечо как слепой котёнок.
Так и застала их Отрада Гордеевна — и кашлянула в кулак, привлекая внимание.
Василиса как её увидела — напустилась:
— Что же это ты встала? А ну-ка возвращайся в постель немедленно! Ежели надо чего, так и скажи, я принесу. А то откроются раны — что тогда?
Но Отрада, улыбаясь, покачала головой:
— Я в порядке. Негоже воительнице на ложе прохлаждаться, когда надобно старого друга встретить. Ты ведь за мной пришёл, Весьмир?
Василиса на всякий случай огляделась — может, пока она тут рыдала, в покои кто-то ещё пробрался? Но нет, никого, кроме них трех, не было.
А девица (ох, девица ли?) сорвала с головы окончательно сбившийся платок и уже не шёпотом, а низким мужским голосом пробасила:
— От тебя, Отрада, ну нигде не скроешься. Не за тобой пришёл — не ведал, что жива ты. Думали — сгинула ты в битве с Кощеем. Ох, задали же вы мне задачку, девоньки…
Морок рассеялся, и теперь Василиса ведать не ведала: как же она могла так оконфузиться и дивьего парня за служанку принять? Ох уж эти чародеи!
Покраснев, она отстранилась — ещё не хватало так вот в обнимочку и дальше стоять. Весьмир и Отрада рассмеялись, по-дружески, беззлобно. Василиса хмурилась-хмурилась, но не выдержала и всё-таки заулыбалась в ответ.
И только очень серьёзная злыдница Маруська, прикрыв выпученные очи, самозабвенно продолжала наяривать на маленькой глиняной свистульке.
Глава одиннадцатая. Погасший огонёк
Воительница и чародей на радостях пустились в воспоминания о былых денёчках. Порой Отрада хватала его за рукав — будто пыталась убедиться, что ей не чудится и Весьмир действительно здесь — живой, во плоти. Признаться, Василисе вскоре наскучило их слушать. Нить беседы ускользала: чужие имена,
