Так шептались в городе.
Молодые идальго бродили по улицам в зелёных и чёрных бархатных камзолах, в шляпах с перьями. Идальго подолгу стояли на углах и, встречаясь, церемонно приветствовали друг друга; они клялись сердцем Иисуса и пресвятой девой и поминутно, по любому поводу, хватались за шпагу.
Мигелю указали на нескольких дворян знатного рода — на дона Фадрике Альвареса, старшего сына герцога Альбы, на Луис де Басана, на Антонио де Сигуру, племянника маркиза де Иварры.
Антонио де Сигура, капитан королевской охраны, стройный кабальеро в алой ропилье с откидными рукавами, проходил, волоча шпагу и не глядя ни на кого. Как-то раз Мигель столкнулся с де Сигурой лицом к лицу в тесном переулке.
— Извините, сеньор! — Мигель отступил и дал пройти де Сигуре.
Де Сигура, не благодаря, как на пустое место, посмотрел на скромно отступившего Мигеля. Мигель прочёл презрение в глазах капитана.
Уже четвёртый месяц жил Мигель в Мадриде, но ещё ни разу не видел короля.
Как-то утром он очень рано вышел на улицу и ещё издали увидел на площади странный кортеж. Казалось, там были одни монахи — туча монахов в белых, чёрных и коричневых рясах. Когда толпа приблизилась, Мигель разглядел двух всадников посередине и закрытую карету позади.
Всадника слева Мигель знал хорошо. Это был дон Карлос. Принц учился в Алькала, и подростком Мигель не раз видел его. Очень худой, с синеватым, болезненным цветом лица, принц неловко, сгорбившись, сидел в седле и растерянными глазами смотрел в сторону.
Человека рядом с принцем Мигель видел в первый раз. Он сидел в седле выпрямившись и не поворачивая головы ни вправо, ни влево. Короткий чёрный плащ, без всяких украшений, свисал с острых приподнятых плеч. Безобразно вытянутый обезьяний подбородок упирался в белый стоячий воротник. Глаз не было видно — их скрывала бархатная шляпа. Только неприятно бледные, мертвенные щёки разглядел Мигель.
Кортеж направлялся к собору, к ранней мессе. У входа оба всадника спешились, и монахи окружили их. Карлос спорил о чём-то со своим спутником; он ступил назад, словно хотел уйти. Второй что-то резко сказал и, схватившись за рукоять шпаги, повернулся к принцу. Тут Мигель увидел его глаза: светло-серые, подслеповатые, равнодушные.
Это был король, тот самый, который незадолго перед тем на последнем аутодафе скрипучим голосом на всю толедскую площадь крикнул:
— Я сына своего первый толкну на костёр, если он изменит делу веры!
Мигель шёл домой. У каменной ограды сада кружком стояли люди. Мигель подошёл и увидел цыганку лет пятнадцати. Девушка стояла у стены и неуверенно озиралась. В чёрных спутанных косах, брошенных на грудь, блестели серебряные монетки.
— Попляши, цыганочка, дам денег! — сказал кто-то.
Девушка неуверенно улыбнулась, потом подбоченилась и притопнула ногой. Вскидывая руки, как крылья, цыганка закружилась на месте. Пёстрые рваные юбки надулись пузырём. «Гей-ха!.. Браво, браво!» В толпе били в ладоши.
— Ещё! Ещё!..
Девушка устала. Она закружилась медленнее, остановилась, потом понуро протянула руку.
Но толпа уже расходилась. Цыганка стояла, как нищенка, с протянутой рукой.
Мигель не утерпел. Он вынул все свои деньги.
— Ты хорошо танцевала! — сказал Мигель и высыпал серебряные монетки на ладонь цыганки.
Девушка пересчитала монеты. Десять бланок, кварта, две кварты, реал!..
— Спасибо! — крикнула цыганка. Она уже смеялась.
— Прошу, сеньорита! — Мигель вежливо поклонился девушке.
Цыганка смело посмотрела на него.
— Я вас знаю, — сказала она. — Вы дон Мигель.
— Откуда ты знаешь? — удивился Мигель.
— Я часто бываю на этой улице. Вы отсюда. — Она указала рукой в сторону сада дона Лопеса.
— А ты кто? — спросил Мигель.
— Кахита, — ответила девушка.
— Откуда ты?
— Из табора.
— А далеко ваш табор?
— Шесть миль отсюда, за городом.
— И много вас там? — с любопытством спросил Мигель.
— Много-о! Девятнадцать семейств. Мы с отцом часто бываем в городе… Он и сейчас, верно, заждался меня на рынке.
И девушка побежала прочь. Мигель смотрел ей вслед.
— Приходи к нам! — крикнула Кахита, отбежав. — У нас весело. Приходи смотреть, как мы поём и пляшем и жжём костры.
— Я не знаю дороги! — смущаясь, крикнул Мигель.
— Я приду за вами, — остановилась Кахита, — обязательно приду, завтра или послезавтра. Прощайте! — Она церемонно присела, придержав кончиками пальцев свои цветные рваные юбки, и скрылась за углом.
Дон Лопес в это утро надолго заперся у себя в библиотеке с сеньором Саласаром, своим влиятельным другом. Мигель пошёл в сад дожидаться его. Но после разговора с Саласаром дон Лопес вышел расстроенный. Сухой и маленький, он долго бегал по дорожкам вокруг своих клумб, потом сел на скамейке рядом с Мигелем.
— Какие времена настали! — покачал головой дон Лопес и огорчённо сложил на коленях белые сухие ручки.
«Что случилось?» — хотел спросить Мигель, но воздержался. Он знал, что, если не спрашивать, учитель сам расскажет гораздо больше.
Но на этот раз дело было действительно серьёзное и тайное, потому что старик только ёрзал на скамейке и качал головой.
Белое здание королевского дворца виднелось отсюда углом: часть главного фасада и почти весь боковой.
— Видишь, Мигель, — схватил ученика за руку дон Лопес, — в боковом фасаде, наверху, под крышей, два круглых окна без решётки?
— Да, вижу.
— Это кабинет принца.
Больше на этот раз дон Лопес не сказал ничего.
Мигель прошёл к себе. День был пасмурный. Он до вечера просидел дома, читал Саннадзаро.[6] Потом вынул листки с начатыми стихами… Пастух Элисио, с зелёных берегов Тахо, полюбил прекрасную пастушку Филену, рождённую на тех же берегах. Это была недавно начатая большая поэма «Филена». Мигель попытался набросать несколько строк. После изящества и лёгкости саннадзаровых строф испанский стих казался отрывистым и жёстким. Нет, «Филена» сегодня не писалась.
Мигель взял с полки Амадиса Галльского.
Рыцарь Амадис встретился с сарацином в горном ущелье. Предстоит бой. У Амадиса закрыто лицо.
— Я узнал бы тебя из ста воинов по твоей гордой осанке, — говорит дерзкий сарацин.
— Смотри! — отвечает Амадис. — Я поднимаю забрало! Ты сейчас узнаешь, что моя храбрость соответствует моей славе!..
Они пришпоривают коней и бросаются друг на друга; оба ударяют друг друга в забрало, и сарацин старается стащить Амадиса с седла, чтобы задушить, но падает сам, запутавшись в стременах. Конь сарацина мчится через леса и равнины; ослеплённый страхом, он уносит своего господина, который уже не в силах управлять им. Конь несётся всё быстрее; вдруг он бросается со своим всадником в широкий и глубокий ров и ломает ноги об острые камни…
Мигель не заметил, как стало темно. Он читал о прекрасной Ориане. Обманутая колдуньей, Ориана отвергла Амадиса.
Бедный Амадис! Он удалился в пустыню, ел траву и тосковал по своей прекрасной даме.
— Назовись Рыцарем Льва, верный Амадис, возьми свой меч и заколдованные доспехи! Садись на коня и выезжай рубить головы драконам, стерегущим твою даму…
Мигель захлопнул книгу. О, если бы можно было, как Амадис, назваться паладином!.. Достать заколдованный меч и странствовать по свету, как Рыцарь Льва, среди опасностей и битв. Спасти Бриолану из лап чудовища и сразиться с дерзким сарацином.
Поздно вечером он опять вышел в сад. Весь Дворец был тёмен. Только два верхних круглых окошка — кабинет принца — были освещены.
«Там что-то происходит!» — подумал Мигель.
Он сам не заметил, как произнёс эти слова вслух. И сейчас же, точно в ответ на это, кто-то вздохнул и завозился на скамейке.
Мигель оглянулся. Дон Лопес глядел прямо на него.
— Сегодня ночью… — начал он.
— Что сегодня ночью? — не вытерпев, переспросил Мигель.
— Что? Разве это я сказал «сегодня ночью»?.. Это ты сказал! — рассердился старичок.
Но секунду спустя он вскочил и подбежал к Мигелю.
— Сегодня ночью принца арестуют, — заволновался дон Лопес, тряся Мигеля за локоть. — Его давно собираются запереть под замок… Он уже полгода ждёт нападения. Филипп не пропускает к нему оружия. Карлос выбирает в библиотеке самые тяжёлые книги, кладёт их возле своего изголовья и не спит, всё смотрит на дверь и ждёт, чтобы кинуть и убить входящего. Принц уже несколько месяцев почти не спит. Лекари опасаются за его разум… На прошлой неделе Луи де Фуа, французский мастер, друг принца, устроил механизм, благодаря которому дверь его кабинета закрывается и открывается, когда принц надавливает пружину возле своей постели. Он даже успокоился и начал спать… Но на француза донесли. Филипп заставил его, под страхом смертной казни, тайно от принца испортить механизм, и сегодня ночью… сегодня ночью во дворце ждут…
