Дома я сразу позвонил в "Общество защиты животных" и всё рассказал про Альму. Мне обещали в ближайшие дни найти Альме нового хозяина. "За эти дни может произойти что угодно", — подумал я и стал звонить всем знакомым подряд "по системе невода" — авось кто-нибудь согласится взять Альму. Я начинал издалека:
— Хочешь совершить добрый, благородный, красивый поступок? — и дальше обстоятельно рассказывал про Альму.
Один приятель сказал:
— С удовольствием взял бы собаку, но у меня с детства аллергия на шерсть.
Другой сослался на большое семейство:
— Дети, внуки, повернуться негде, какая собака?! Да и для детей собака лишь игрушка, а вся забота о ней ляжет на меня. Так что, извини.
Третий простонал:
— Куда мне брать собаку?! У меня у самого собачья жизнь! С женой развёлся, работы нет…
Одна приятельница сообщила:
— Я взяла бы собачку, но маленькую, диванную.
Другая с усмешкой объяснила:
— Мне прежде надо найти мужа, приручить его и держать на поводке, а потом уж заводить собаку.
Словом, до полуночи я обзванивал знакомых, но всё без толку. А на следующий день поздно вечером, когда я уже лёг спать, неожиданно позвонила птичница:
— Приезжайте! Вам надо забрать Альму.
— Что случилось? — спросил я.
— Вам надо забрать Альму, — послышалось в ответ, и тут же раздались короткие гудки.
"Что за странный звонок? Что могло случиться?" — от этих скачущих мыслей я так и не смог уснуть и чуть свет завёл машину и понёсся в Зеленоград.
Глава шестая
Страшное зрелище
В шесть утра я въехал в посёлок птичников. На улицах не было видно ни души. Оставив машину около продовольственной лавки, на двери которой висел массивный замок, я быстро направился к "огородам".
На участках собаки негромко приветствовали меня — с одной стороны, выполняли "охранный долг", с другой — радовались моему появлению, ведь в их унылой жизни каждый новый человек событие. Лай собак напоминал эстафету: когда я подошёл к первому псу, он подавал голос, ко второму — второй и так далее. Но у последнего участка лай не раздался — Альмин участок был пустым! У картонной коробки валялся обрывок верёвки. Мне стало не по себе от предчувствия чего-то страшного, внутри всё заледенело.
Обойдя участок со стороны кустов, я стал звать Альму. Внезапно послышался шелест раздвигаемой листвы, и среди веток показалась моя рыжая пленница — жалобно заскулив, прижав уши и поджав хвост, она подбежала и легла, уткнув нос в мои ботинки. По всей её шее вокруг головы зияла глубокая кровавая рана! Какой-то негодяй явно душил её проволочной удавкой. Осматривая Альму, я ещё обнаружил у неё на правом боку гематому — последствие сильного удара.
— Кто ж тебя так, девочка? — ужаснулся я.
Альма еле слышно что-то прохрипела.
— Ничего, ничего, сейчас поедем в лечебницу, дорогая. Главное — ты нашлась и жива, — бормотал я, ощупывая грудь и лапы бедняги, хотел узнать, нет ли ещё где ушиба или перелома. К счастью, от моих прикосновений Альма не взвыла, всё ползала у моих ног, нервно дышала, скулила и то и дело опасливо оглядывалась. У неё был вид затравленного зверька.
— Пошли скорее к машине, — сказал я.
С пугливой поспешностью Альма засеменила, прижимаясь к моим ногам, боясь, что я, как в прошлый приезд, оставлю её на этом злосчастном участке.
Как только я открыл дверь машины, Альма забралась на заднее сиденье и взволнованно уставилась в окно. Похоже, она догадывалась, что мы едем туда, где вылечат её рану, но ещё больше сё волновало другое — когда мы тронулись и я обернулся, она смутно улыбнулась мне, как бы говоря: — Я всё выдержу, только ты не бросай меня!
При въезде в Зеленоград я притормозил у первого же прохожего и спросил:
— Где здесь ветеринарная лечебница?
Прохожий заглянул в салон машины и, увидев рану Альмы, отшатнулся и, сглотнув, пролепетал:
— Где-то в центре есть.
Вскоре мы нашли ветпункт, но он работал только с девяти часов, то есть до его открытия было больше двух часов. Между тем меня беспокоила слишком большая рана Альмы, я опасался заражения крови. Поэтому сразу же решил ехать в Истру, до которой было всего-то двадцать километров. К тому же я знал — в Истре одна из лучших в области лечебниц для животных.
Глава седьмая
Размышления на дороге
Непредвиденное усложнение маршрута
Дорога на Истру пролегала по холмистой местности: то опускалась в низину к оврагам или мостам через речки, то поднималась на взгорье к небольшим деревушкам с десяток домов, еле выглядывающих из-за черёмухи. В те дни, в начале июня, черёмуха цвела особенно буйно.
Я вёл машину на предельной скорости; "Москвич" работал отлично, как настоящий пожиратель километров. Изредка я поглядывал в зеркало заднего обзора на Альму. Она глубокомысленно смотрела в окно; время от времени вздрагивала, и на её мордахе появлялась мучительная гримаса — было ясно: рана доставляет ей тягостную боль. Я догадывался, о чём она думала, — за что с ней так жестоко поступили, ведь она со всеми была дружелюбна, всем проявляла свою симпатию? И что она плохого сделала тем, кто хотел её задушить?
Но кто душил Альму? Какой негодяй? И с какой целью? Может, собаколовы? Или кто-то хотел убить её на шапку?! И было неясно, как ей, бедняге, удалось вырваться из петли? Я представил, как она убежала от изверга, пряталась где-то в овраге, а ночью вернулась на свой сторожевой пост… Видимо, наутро кто-то увидел её, израненную, и сообщил птичнице, а она позвонила мне — возможно, чтобы искупить свою вину.
Я так и не узнал, что произошло с Альмой.
