я ухожу.
Когда я подхожу к дому родителей, то я озябла настолько, что мои зубы стучат друг о друга словно трясущийся холодильник. Поднимаюсь в квартиру и открываю дверь.
— Тыковка, — ахает мама, увидев промокшую насквозь меня. — Милая, что случилось?
Бросаюсь в ее объятия и утыкаюсь в ее плечо. Слезы нескончаемым потоком льются из моих глаз, пока мама гладит меня по мокрым волосам.
— Тише, Оливка. Все хорошо. Все хорошо. — Она целует меня в макушку и снова спрашивает: — Что случилось?
Отстраняюсь от нее и вижу на ее белой футболке пятно от своих слез:
— Извини, — произношу я, кивнув в сторону мокрого пятна.
— Тыковка, что с тобой? — обхватив мое лицо ладонями, взволнованно спрашивает мама.
— Мы с Остином поссорились.
— О, детка, все ссорятся.
Она снова притягивает меня к себе, в объятия, и я вдруг начинаю рыдать так громко, что своими всхлипами рискую оглушить собственную мать.
— Милая, тише, все наладится, — мама прижимает меня к себе, крепко обнимая. — Сходи в душ, ты холодная, как ледышка.
«Мое сердце сейчас как ледышка» хочу ответить я, но вместо этого отстраняюсь от нее, киваю и иду в ванную. Сбрасываю мокрые вещи, положив их в корзину, включаю горячую воду и забираюсь в душ. От сильного напора горячей воды его стеклянные стенки покрываются паром, вот только я никак не могу согреться. Глубоко дышу, пытаясь перестать плакать. Закрываю глаза и подставляю лицо струям воды. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я, наконец, успокаиваюсь и выхожу. Вытираю волосы полотенцем, надеваю мамин халат, висящий на крючке, и выхожу в коридор.
— Милая, я сделала тебе твой любимый малиновый чай с имбирем, — кричит с кухни мама.
Захожу в небольшое, но достаточно уютное помещение, наполненное ярким светом, и вижу отца, сидящего за круглым столом. Он сцепил пальцы в замок и уперся на них подбородком. Услышав мои шаги, папа поднимает голову и произносит:
— Привет, тыковка.
— Привет, пап. — Подхожу к нему и целую в щеку.
Сажусь за стол, пока папа пристально изучает меня.
О, нет. Только не надо ничего спрашивать, пожалуйста.
— У меня завтра выходной, давайте устроим семейный уикенд? Сгоняем куда-нибудь. Я ведь нигде кроме Манчестера и не был. У тебя завтра английская литература и лекция по маркетингу?
Киваю.
— Я отпрошу тебя у Джейкоба, а лекцию сможешь переписать у кого-нибудь?
Благодарно смотрю на отца, киваю и выдыхаю:
— Спасибо, пап.
— Ура! Семейная поездка, как в старые добрые времена! — визжит мама, наливая мне в кружку чай.
Раньше мы с родителями часто уезжали втроем куда-нибудь на выходные. Колесили по штатам Америки, исследуя страну и каждый раз находя что-то новое. Например, во время нашей поездки в Джорджию, мы узнали, что в Гейнсвилле, куриной столице мира, запрещено есть курицу вилкой. А когда мы были в Род-Айленде, нас сразу предупредили, что категорически запрещено откусывать руки или ноги другим жителям штата, но если случайно упадешь и откусишь, тогда наказания можно избежать, а иначе сидеть тебе в тюрьме двадцать лет. Жителям Алобамы запрещено покупать медведей с целью участия в медвежьих боях. Мы с отцом очень расстроились, так хотелось прикупить себе одного. В Калифорнии граждане не могут съесть лягушку, умершую во время лягушачьего конкурса на самый высокий прыжок. Боюсь даже представить, куда мы отправимся завтра и с какой нелепой информацией вернемся из поездки.
***
Остин.
Когда я возвращаюсь домой, то вижу у своей двери взволнованную Кити-кэт. Она стоит, прислонившись к двери, и грызет ногти. Услышав мои шаги, Кейт поворачивается ко мне и вместо приветствия произносит:
— Можем поговорить?
Она спрашивает это таким тоном, что сразу становится ясным, — разговор будет тяжелым. Открываю ключом дверь и бросаю у входа тренировочную сумку. Затем зажигаю торшер, стоящий в углу, и сажусь на край кровати. Кейт мнется, а затем медленно подходит ко мне и садится рядом.
— Я видела Лив.
Молчу.
— Она плакала.
Молчу.
— Остин, что между вами произошло?
— Между нами все закончилось, Кити-кэт, — грустно усмехаюсь. — Я думал, она та самая. Но она ничем не отличается от других. Она ушла. Просто взяла и ушла от меня.
— И по какой причине она сделала это?
— Это не важно. Если бы она любила меня, то боролась бы за нас.
— Ты ее любишь?
Тяжело сглатываю.
— Люблю.
— Тогда почему ты не борешься за вас?
— Потому.
— Это не ответ.
Облокачиваюсь на колени и запускаю руки в волосы.
— У меня в морозилке есть мороженое, хочешь?
Кейт удивленно смотрит на меня и вскидывает бровью.
— Все очень плохо. Очень. Я бы сказала отвратительно.
— Почему?
— Остин Стоун ест углеводы во вторник? Жди беды.
Усмехаюсь.
— Может, еще предложишь посмотреть какой-нибудь фильм? — интересуется у меня она.
— Почему, нет?
Кейт смотрит на меня так, словно я только что предложил ей кого-то убить, а потом расчленить и спрятать в холодильнике.
— Что? — спрашиваю я.
— Расскажи мне, почему она ушла.
Мне хочется сказать, что это не ее ума дело. Но вместо этого я говорю:
— Давай я схожу за мороженым, а ты пока устраивайся на кровати. Рассказ будет долгим.
Она кивает и забирается на мою кровать. Подхожу к холодильнику и достаю из него ведро Баскин Роббинс с орехом пекан, затем беру две ложки и возвращаюсь к кровати. Забираюсь на нее и облокачиваюсь спиной к ее изголовью. Протягиваю Кейт ложку и открываю крышку ведерка. А затем рассказываю ей все. С самого начала. Про вечеринку. Про скандал. Про поступок Маргарет. Про письмо Лив.
— Я всегда знала, что Мэг больная на всю голову, — зачерпнув очередную ложку карамельного мороженого произносит Кейт.
— Согласен.
— Так Лив ушла, потому что подумала, что ты и в самом деле сделал это?
— Да.
— Не похоже на Лив.
Не думаю, что моя сестра должна узнать о секрете Оливии от меня, так что я перевожу тему:
— А как у тебя дела? Третий год психотерапии, сестренка. Результаты потрясающие, — усмехаюсь я. — Твой психолог уже наверняка купил себе виллу в Тоскане.
Кейт прыскает от смеха, и я присоединяюсь к ней.
— На самом деле мне нужно тебе кое-что рассказать.
— Заинтриговала.
— Я расскажу, только пообещай, что будешь бороться за Лив.
— Кейт, она бросила меня.
— Девчонки. — Пожимает плечами она.
— Будто это все объясняет.
— Да. У нас в голове каша. Особенно, когда мы по уши влюблены. Это как, когда у вас эрекция, а вам вдруг подумать надо.
Запрокидываю голову и смеюсь.
— Я серьезно, Остин. Поговори с ней.
— Она дома?
— Нет, она собрала вещи и ушла. Наверное, к родителям.
Киваю.
— Я не хочу, чтобы
