хозяин. Ты должен мне повиноваться. Это мой сад. Не смей никому о нём заикнуться! Спускайся со стремянки и иди к Длинной дорожке – мисс Мэри тебя встретит и приведёт сюда. Я хочу с тобой поговорить. Мы думали без тебя обойтись, но теперь придётся посвятить тебя в нашу тайну. Поторапливайся!
Сморщенное лицо Бена Везерстафа было всё ещё мокрым от слёз, вдруг хлынувших из его глаз. Казалось, он не может наглядеться на стройную фигурку Колина, стоявшего прямо, с откинутой головой.
– Ах, парень, – шептал он. – Голубчик ты мой! – Внезапно опомнившись, он притронулся к своей соломенной шляпе рукой и сказал: – Да, сэр! Слушаю, сэр! – И исчез за стеной.
Глава 22
Когда солнце зашло
Как только голова Бена Везерстафа скрылась за стеной, Колин повернулся к Мэри.
– Поди встреть его, – сказал он.
Мэри побежала по траве к дверке, скрытой плющом.
Дикон не отводил от Колина глаз. На щеках у Колина горел яркий румянец; он выглядел странно, но стоял твёрдо, не шатаясь.
– Я могу стоять, – произнёс он торжественно, всё так же высоко держа голову.
– Я тебе говорил, что ты сможешь, если перестанешь бояться, – отвечал Дикон. – Так оно и вышло!
– Да, я больше не боюсь, – подтвердил Колин.
Внезапно он вспомнил слова Мэри.
– Скажи, а ты колдуешь? – спросил он отрывисто.
Широкий рот Дикона раздвинулся ещё шире в весёлой ухмылке.
– Это ты сам колдуешь, – возразил он. – Это то самое колдовство, что заставляет вот их, – и он легонько тронул своим грубым башмаком семейство крокусов в траве, – лезть из земли.
Колин посмотрел на крокусы.
– Да, – медленно проговорил он, – это великое колдовство, с ним ничто не сравнится! – И он ещё больше выпрямился. – Я хочу пройти вон к тому дереву, – сказал он, указав на дерево в нескольких шагах. – Когда Везерстаф явится, я буду там стоять. А захочу, так сяду, но только когда захочу. Если захочу, могу к дереву прислониться. Принеси-ка мне с кресла плед.
И ещё больше выпрямился. Он сделал несколько шагов, отделявших его от дерева. Дикон его поддерживал, но Колин шагал твёрдо. Подойдя к дереву, он прислонился к нему, но это было не очень заметно: держался он всё так же прямо – и казался очень высоким.
Когда Бен Везерстаф вошёл в сад, он увидел, что Колин стоит под деревом, а Мэри что-то тихонько бормочет.
– Что ты там говоришь? – спросил он невольно; он не мог отвести глаз от высокого стройного мальчика, гордо стоящего перед ним.
Мэри не отвечала и продолжала бормотать:
– Ты можешь! Можешь! Я же говорила, что ты сможешь! Ты можешь! Можешь!
Это было её колдовство – ей так хотелось, чтобы Колин остался стоять! Ей больно было думать о том, что он может проявить слабость при Бене Везерстафе. И Колин не сдался. Как ни был он худ, выглядел он просто красавцем – и Мэри радостно вздохнула.
Колин с комичной властностью смотрел на Везерстафа.
– Погляди на меня! – приказал он. – Всего меня осмотри! Разве я горбун? Разве ноги у меня кривые?
Нет, это было просто забавно! Но Бен Везерстаф ещё не пришёл в себя; впрочем, он постарался взять себя в руки. Голос его звучал почти совсем как обычно, когда он ответил:
– Ну нет! Ничего подобного! Только что это ты над собой выделывал? Прятался от глаз людских, чтобы все думали, будто ты калека и полоумный?
– Полоумный?! – гневно вскричал Колин. – Кто это так думал?
– А‐а, всякие дураки, – отвечал Бен. – На свете полным-полно болванов, которые болтают всякую чушь! Но ты-то зачем прятался?
– Все думали, что я умру, – отвечал Колин кратко. – А я буду жить!
Он произнёс это так решительно, что Бен Везерстаф только смерил его медленно взглядом.
– Ты-то умрёшь? – проговорил он со сдержанной силой. – Ну нет! Ты слишком упрям для этого. Когда я увидел, как ты скинул ноги на землю, я понял, что с тобой всё в порядке. Присядь-ка на коврик, молодой хозяин, и скажи, какие у тебя будут ко мне распоряжения.
В его голосе странно мешались угрюмая нежность и понимание. По пути от Длинной дорожки до заветной двери Мэри наскоро ввела его в курс дела. «Запомни, – говорила она Бену, – главное, что Колин выздоравливает, выздоравливает! Это всё сад! Нельзя, чтобы он думал о горбе и смерти!»
Раджа позволил усадить себя на коврик под деревом.
– Чем ты в садах занимаешься, Везерстаф? – спросил он.
– Всем, чем велят, – отвечал старый Бен. – Меня из милости оставили – потому что она меня любила.
– Она? – переспросил Колин.
– Твоя мать, – пояснил Бен Везерстаф.
– Моя мать? – повторил Колин и медленно обвёл сад взглядом. – Так это был её сад, да?
– Да, её сад! – Бен Везерстаф также медленно осмотрелся. – А уж как она его любила!
– Теперь это мой сад. Я его люблю! И буду приходить сюда каждый день, – объявил Колин. – Только это надо держать в тайне. А потому я тебе приказываю: никто не должен знать о том, что мы сюда приходим. Дикон и моя кузина здесь потрудились и сад возродили. Я буду иногда посылать за тобой, чтобы ты им помог. Только ты должен приходить, когда никто тебя не увидит.
Бен Везерстаф усмехнулся:
– Я уж сюда приходил, когда никто меня не видел.
– Как?! – вскричал Колин. – Когда?
Бен почесал подбородок и огляделся.
– В последний раз – года два назад…
– Но здесь десять лет никого не было! – воскликнул Колин. – Дверка-то от всех была скрыта.
– Только не от меня, – сухо возразил Бен. – И дверка мне ни к чему. Я через стену перелезал. Только вот эти два года ревматизм меня замучил.
– Так это ты тут розы подрезал? – догадался Дикон. – А я-то никак не мог понять, почему это розы подрезаны.
– Она так его любила, так любила! – медленно проговорил Бен Везерстаф. – И сама была такая красивая и молодая! Как-то она возьми да скажи мне: «Бен, – говорит, – если я заболею или меня не станет, ты должен приглядеть за моими розами!» А когда её и вправду не стало, нам велели и близко к этому саду не подходить. Но я прихожу. – И он упрямо повторил: – Я прихожу. Лезу себе через стену и раз в год кое-что делаю. Только вот ревматизм мне помешал. Она мне раньше приказывала.
– Если бы не ты, сад бы не сохранился, – сказал Дикон. – А я-то никак не мог понять…
– Я рад, что ты так поступил, Везерстаф, – произнёс Колин. – Значит, ты умеешь хранить тайну и нас не выдашь.
– Не выдам, сэр, –
