отвечал Бен. – Да и через дверку ходить мне будет легче.
На траве под деревом лежал брошенный Мэри совок. Колин протянул руку и взял его. Странное выражение появилось на его лице – он стал царапать им землю. Они молча следили за ним; Мэри смотрела затаив дыхание. Руки у Колина были слабые, но вот он вонзил совок в землю и копнул.
«Ты можешь! Можешь! – про себя твердила Мэри. – Я тебе говорю: ты можешь!»
Круглые глаза Дикона следили за Колином с жадным любопытством, но он не произнёс ни слова. Бен Везерстаф тоже с интересом наблюдал за Колином.
Колин не сдавался. Копнув несколько раз, он радостно сказал Дикону, стараясь выговаривать слова по-йоркширски:
– Ты говорил, что я ещё буду здесь ходить, как все, и землю копать. Я думал: ты просто выдумываешь, чтобы меня утешить. Сегодня – мой первый день, а я уже и ходил, и копаю!
Бен Везерстаф снова открыл рот от удивления, а потом тихонько хмыкнул.
– Э‐э! – произнёс он. – Похоже, что ты не дурак. Настоящий йоркширец, это уж точно! И копаешь неплохо. Хочешь что-нибудь посадить? Я могу принести тебе розу в горшке.
– Принеси! – распорядился Колин взволнованно и продолжал копать. – Да поторопись! Поторопись!
Всё произошло очень быстро. Забыв про ревматизм, Бен Везерстаф быстро зашагал прочь, а Дикон взялся за лопату, чтобы углубить и расширить ямку, которую начал неумело копать Колин. Мэри выскользнула из сада и принесла лейку с водой. Когда Дикон расширил ямку, Колин принялся рыхлить землю. Он взглянул на небо – от непривычного, хотя и не обременительного труда лицо у него раскраснелось и блестело.
– Я хочу всё кончить, пока солнце не село, – сказал он.
Мэри показалось, что солнце специально задержалось на несколько минут над горизонтом. Бен Везерстаф принёс из теплицы розу в горшке. Прихрамывая, он спешил по траве; его также охватило волнение. Он опустился на колени возле вырытой ямки и разбил горшок, чтобы вынуть растение с корнем.
– Держи, парень, – сказал он, подавая розу Колину. – Посади её в землю сам, как король, когда он приезжает на новое место.
Румянец на щеках у Колина зардел ещё ярче, а худые белые руки задрожали. Он опустил розу в землю и подождал, пока Бен засыплет ямку землёй. Ямку заполнили, землю утрамбовали. Мэри склонилась над ней, стоя на коленях. Ворон слетел с дерева и расхаживал по земле, следя за тем, что здесь происходит. Орешек и Скорлупка на вишне обсуждали происходящее.
– Ну вот и всё! – сказал наконец Колин. – Солнце только-только уходит за горизонт. Помоги мне подняться, Дикон. Я хочу проводить его стоя. Это часть колдовства!
Дикон подал ему руку. Колдовство – или это было что-то иное? – настолько вдохновило Колина, что, когда солнце скрылось за горизонтом и этот удивительный день кончился, он твёрдо стоял на ногах – и смеялся!
Дома их поджидал доктор Крейвен. Он уже подумывал, не послать ли кого на поиски. Когда Колин вернулся в свою комнату, доктор Крейвен окинул его озабоченным взглядом.
– Ты слишком задержался, – сказал он. – Тебе нельзя переутомляться.
– Я совсем не устал, – возразил Колин. – Мне эта прогулка пошла на пользу. Я завтра утром опять пойду – и днём тоже.
– Не знаю, могу ли я тебе это позволить, – заявил доктор Крейвен. – Это было бы неразумно.
– Было бы неразумно мне препятствовать, – серьёзно отвечал Колин. – Я всё равно пойду!
Даже Мэри давно уже стало ясно, что Колин совершенно не понимает, до чего он груб с людьми. Он словно жил на необитаемом острове и, будучи его полновластным хозяином, вёл себя как хотел, ибо равняться ему было не на кого. Мэри и сама была когда-то такой же, но, приехав в Мисселтвейт, постепенно уразумела, что её поведение странно и никому не нравится. Сделав это открытие, она поделилась им с Колином. Когда доктор Крейвен ушёл, она какое-то время молчала и только с любопытством поглядывала на Колина. Ей хотелось, чтобы он спросил, в чём дело, – что он, конечно, и сделал.
– Что это ты так смотришь? – спросил он.
– Я думаю: жалко мне доктора Крейвена!
– И мне тоже, – не без удовольствия согласился Колин. – Не видать ему Мисселтвейта как своих ушей: я умирать не собираюсь!
– Да, и поэтому тоже, – согласилась Мэри, – но я-то думала о другом. Как, должно быть, ужасно, когда столько лет приходится вежливо разговаривать с мальчиком, который вечно грубит! Я бы этого не смогла.
– Разве я грублю? – спокойно поинтересовался Колин.
– Будь ты его сыном и будь он другим, он бы тебя ударил!
– Не посмеет, – заявил Колин.
– Да, не посмеет, – согласилась, подумав, Мэри. – Здесь никто никогда не смел сделать ничего, что бы тебе не понравилось, – ведь ты должен был умереть, бедняжка!
– Но теперь я больше не бедняжка, – упрямо возразил Колин. – Я больше не позволю так о себе думать. Я же сегодня встал на ноги.
– Просто тебе все всегда уступали – вот ты и стал таким странным, – продолжала свою мысль Мэри.
Колин нахмурился и отвернулся.
– Разве я странный? – спросил он.
– Да, очень, – бесстрастно отвечала Мэри. – Ты только не обижайся – я тоже странная, и Бен Везерстаф тоже. Правда, я теперь не такая странная, как раньше. Теперь я к людям стала лучше относиться – и у меня есть сад!
– Я не хочу быть странным, – заявил Колин решительно. – И не буду! – И снова нахмурился.
Он был гордый мальчик. Какое-то время он лежал, задумавшись, а потом улыбка заиграла у него на губах. Лицо его осветилось.
– Я не буду странным, если каждый день буду ходить в сад. Там есть что-то волшебное – и доброе. Знаешь, Мэри, я просто уверен, что это так!
– И я тоже, – отвечала Мэри.
– Даже если и нет, – продолжал Колин, – можно притвориться, что это так. Но что-то там есть, что-то есть!
– Это Магия, – сказала Мэри, – только не чёрная, а белая. Белая, как снег!
Между собой они беспрестанно говорили о магии и волшебстве, – возможно, и правда было что-то волшебное в наступивших днях, дивных, сияющих, поразительных днях. А что творилось в саду! Если у вас никогда не было сада, вам всё равно этого не понять, а если был, тогда вы знаете: понадобилась бы целая книга, чтобы описать всё, что там происходило. Поначалу казалось, что из земли так и будут один за другим лезть зелёные ростки – они пробивались на лужайке, на клумбах, даже в трещинах стен. Потом на них появились бутоны, постепенно
