болят ли? Но я не стала. Я очень надеялась, что скоро Риине помогут и перчатки ей носить больше не придется.
– Тебе уже перечислили баллы? – спросила она.
Я глянула на комм:
– Нет пока.
– Но ведь перечислят?
– Обещали.
Мне почему-то не хотелось сейчас говорить о баллах. То, что в министерстве почему-то так тянули с оплатой, меня настораживало. Мне нужны эти цифры, и как можно скорее. Что, если получу на экзаменах недостаточно? Конечно, готовилась я впопыхах, больше надеясь на то, что выучила раньше. Но мне не могли не поставить высшие оценки. Хоть по девятьсот баллов за экзамен – никак не меньше.
– …Если бы Ганн увидел меня на плакатах, он бы от гордости лопнул, – болтала Овия. – Мы вчера были на одном мероприятии… От Сената. В Опаловом дворце, представляешь? Именно там будет и наш бал! Так вот, этот дворец… Ох, а ужин! Нет, сам ужин, конечно, был жутко занудный… Зато как на меня смотрел Ганн! Я разжилась одним платьем… Шелк, девочки, шелк! Еще старый, имперский. Не знаю, где Ганн его взял. Но он и сам, видно, не ожидал, что из этой ткани можно сшить такое… Он рядом со мной просто светился. Светился, представляете? Он вообще как-то со мной меняется, я заметила… Ну в основном… – она запнулась, а потом снова защебетала: – Ганн сказал, что мы с ним теперь в этом Опаловом дворце будем бывать часто. Сколько же платьев мне понадобится…
В зал кафе легко проникала уличная жара: окна были распахнуты. Но Риина еще крепче обхватила свою чашку. Поддерживать восторги Овии она явно не собиралась. Да и мне было так трудно представить не этот простой зал из углов и линий, а роскошный ужин в Сенате. Ли’Бронах там, скорее всего, тоже присутствовал, и оставалось только гадать, что там решали и кто еще там был. Овию, конечно, больше занимало ее платье из имперского шелка.
– Я бы, конечно, сшила что-то пооткровеннее, но такой фасон… Рукава просто невероятные!
– Впервые слышу про вечернее платье с рукавами, – заметила Риина.
Овия поерзала на стуле, придвигаясь поближе к столику, и быстро улыбнулась:
– А почему бы и нет? Платья, знаешь ли, бывают разные. К тому же нельзя оголять все разом. Дурной тон.
– Но рукава? Вон какая жара стоит.
– Вечером вообще-то прохладнее.
– А, ну да.
Я поняла, что уперлась взглядом в рукава Овии. Она была в строгой белой блузке, хотя могла бы надеть что-то летнее. Я, к примеру, сегодня надела платье – пристойно-серое, но на тонких бретельках. Такие в жаркое время не осуждались, если подол закрывал колени, конечно же.
– А сейчас? – задумчиво спросила я.
Овия снова поерзала.
– Что сейчас?
– Почему ты оделась как на экзамен?
– А разве объявление результатов – недостаточный повод одеться официально?
Она улыбалась, но в голосе ее что-то надорвалось.
– Овия, в чем дело? – очень серьезно спросила я.
– Ты о чем?
Овия машинально натянула манжеты блузки на запястья. Я смотрела на них не отрываясь.
Коммы звякнули одновременно, все три.
– Результаты… – прошептала Риина.
Она отодвинула свой чай и накрыла ладонью экран браслета.
– Давайте вместе?
Я на свой тоже пока не смотрела.
– Да, давай. Овия, ты с нами?
– Ага.
Но она уже провела пальцем по своему комму, чтобы открыть сообщение. Я переглянулась с Рииной и кивнула:
– Смотрим.
Пропустив первые строки со стандартными поздравлениями, я прокрутила сообщение до самого конца.
И перестала дышать.
Глава 17. Общественные кухни
НЕ МНОГОЕ МОГЛО ВЫВЕСТИ из себя Корада ли’Бронаха, но его так не вовремя отыскавшаяся «дочь» справлялась с этой задачей на «отлично».
Его бесило все, что с ней было связано: она сама, ее манера заполнять мусорное ведро на кухне, ее вещи в гостевой спальне, даже ее имя.
Он помнил, как Линна выбирала для дочери имя. В те дни над кроваткой ребенка она много плакала, и ресницы ее от слез слипались, отчего глаза казались причудливо подведенными. Ли’Бронаху эти глаза очень нравились, и он не раз говорил об этом Линне. А она отчего-то рыдала еще больше. Утверждала, что ее глаза опухают и краснеют, а ли’Бронах просто врет. Но он просто молча обнимал ее, потому что потом она быстро затихала.
В один из таких вечеров, уткнувшись ему в плечо, Линна придумала имя «Тесса». Ли’Бронаху оно показалось простым и излишне свистящим – нет чтобы выбрать имя краткое и решительное, с «р» или «д», как его собственное. Но Линне «Тесса» нравилась, а ли’Бронах не возражал. Он и не хотел, и не имел права возражать.
Так маленький человек в колыбели стал девочкой по имени Тесса, а ли’Бронах поймал внутри себя первый отголосок неприязни.
Или это была ревность? Ли’Бронах теперь плохо разбирался в эмоциях. Он их почти и не ощущал. Неприязнь-ревность к маленькой Тессе была как колючка в ботинке: с ней было некомфортно, но проблему можно было легко исправить. Снял ботинок, вытряхнул колючку, пошел дальше. А вот то, что ли’Бронах испытывал к Линне, было совсем другим.
Тот один процент, которым так кичились Новые, у ли’Бронаха был занят чувством к Линне полностью. Одного процента хватило, чтобы взять ее замуж, когда ее бывший супруг умер от тетры, а Линне, тогда еще беременной, грозило обнуление. У нее был слишком поздний срок, чтобы избавиться от ребенка, а родить без брака – гарантированно отправиться на общественные работы. И одного процента хватало, чтобы впустить Линну в свою жизнь и в свой дом. Ли’Бронах слишком давно на нее засматривался, слишком много и странно к ней чувствовал… И это был все тот самый один процент.
Но одного процента не хватило на вторую гостью, которая появилась чуть позже. На эту маленькую девочку, которую Линна назвала Тессой. На чужую дочь, которая по документам стала его собственной. Ли’Бронах помог исправить личное дело Линны и вычеркнул оттуда ее бывшего мужа без следа, потому что схема с замужеством сразу после смерти предыдущего супруга, которую он предложил Линне, слишком уж напоминала мошенничество. Она, конечно, им и была. Ли’Бронах не сомневался, что Линна ему лишь благодарна и то, что он чувствовал к ней, безответно. Так что это была настоящая схема. План с выгодой для обоих. Но если Линну ли’Бронаху заполучить хотелось – и неважно, что она про него думает, – то Тесса с каждым днем стала раздражать ли’Бронаха сильнее и сильнее.
Вернее, не раздражать. Опять эти эмоции… Дело было не в них. Женитьба
