Вот, возьми, пригодится, — он стянул с плеч наспех накинутый плащ и вручил его сыну, потом поправил ночной колпак, зевнул так, что на острых скулах натянулась тонкая, как пергамент, кожа, и зашаркал разношенными туфлями — в сторону спальни.
Лис проводил его взглядом, полным тревоги. Вот уж вляпался так вляпался… ладно, можно попробовать и из этого извлечь какую-никакую пользу. Ведь если удастся узнать, как Кощей получил бессмертие и где запрятана его смерть, тогда…
— Эй! — Ход его мыслей нарушил тычок локтем в бок. — Так я не поняла, ты на свидание меня ведёшь али нет?
Краска вернулась на лицо Маржаны, щёки зарумянились, как спелые яблоки.
— А можно? — Лис глупо заулыбался.
— Дурак, что ли? — фыркнула мара. — Как целовать девицу, не спросивши, так он первый, а как на прогулку под звёздами сводить, так сразу отлынивать?
— Ничего я не отлыниваю, — фыркнул Лис и скорей зашептал заветные слова, заставляя зеркало вспыхнуть вновь. — Кстати… спасибо, что была рядом. Я ценю это.
— Пустяки, — отмахнулась Маржана. — Я осталась лишь потому, что пошевелиться не сумела. Мне ноги от страха свело. Думала, всё, каюк нам.
Лису казалось, что мара немного лукавит, но он не стал спорить — просто взял её за руку и сделал шаг навстречу густому серебристому туману.
Лицо вмиг обдало прохладным ветром. В лесу было зябко, и всё же остро чувствовался запах весны. Кажется, прислонишься ухом к стволу — и услышишь, как сок бежит по жилам дерева. Снег местами уже подтаял, и в проталинах показались белые головки подснежников. Лис сорвал один цветок, пристроил его в волосы маре и наложил чары неувядания. А потом, осмелев, снова притянул свою спутницу к себе, мысленно усмехнувшись: что ж, иногда и папу надо слушаться. Весна — даже в Нави — самое лучшее время для сердечных волнений и поцелуев под сенью ветвей. Особенно когда тебе посулили, что вскоре всё это перестанет быть столь привлекательным и чувства притупятся от чар. Может, это его первый и последний раз, когда можно забыться и не думать ни о чём — просто утонуть в глазах цвета спелой вишни, услышать, как чужие губы шепчут его имя, и прошептать в ответ слова… нет, не любви, конечно. Страсти. Но такой похожей на любовь, что можно легко обмануться.
Потом они долго сидели у костра, обнявшись, — так и встретили рассвет.
— Ты слишком хорош для всего этого, — вдруг сказала Маржана, стрельнув глазами в сторону. Туда, где должен был находиться Кощеев замок. Отсюда не было видно чёрных шпилей, но Лис сразу понял, о чём она говорит, и пожал плечами. Мол, ну, хорош. И что?
— Не думал бросить всё и сбежать к чёрту на рога? — мара обожгла его ухо жарким шёпотом. — Подальше от Кощея, его проклятых соглядатаев и змеек с огнепёсками? Жить собственной жизнью. Не бояться, что любой твой шаг будет истолкован превратно? Мы могли бы…
— Нет, — Лис мотнул головой. Длинные волосы упали на его лицо. — Всё, что ты говоришь, правда — в отцовом замке страшно и душно. А твоё предложение заманчиво. Но нет. Я не могу оставить мать одну…
— Говорят, чародей Весьмир до сих пор не теряет надежды спасти её. Да, не смотри ты на меня так, не дёргайся, я всё знаю. Может, даже больше, чем ты себе можешь представить, — Маржана горько усмехнулась, водя пальцем по его ладони. — Сам ведь знаешь: это я Весьмиру тогда весточку передала. Жизнью рисковала ради твоей матушки, между прочим. Спросишь, зачем? Да приглянулась она мне. Единственная по-доброму отнеслась. И от других сестёр меня отличала. Как и ты. Семейное это у вас. Для прочих-то мы все на одно лицо…
Лис снова пожал плечами. Говорить о делах ему не хотелось, но очарование момента уже было нарушено, сказка закончилась.
— Если ты начнёшь постигать науку бессмертия, то станешь таким же, как Кощей: злым и жестоким, — Маржана прислонилась виском к его виску. — И больше ничего этого не будет.
Где-то над головой громко и протяжно крикнула сойка, и Лис вздрогнул.
— Не будет, — эхом отозвался он. — Значит, так надо. Всё уже решено, Маржана. Назад ходу нет.
— Но…
— Нет, — он повторил это в третий раз, и мара, отпрянув, потянулась за своим плащом.
— Тогда будем считать, что я ничего не говорила. И всего этого вообще не было!
Лис кивнул. Наверное, стоило что-то сказать. Возразить, быть может? Но что тут возразишь, если на самом деле так будет правильнее?
Он прищурился, глядя на показавшееся из-за сопки солнце, и вдруг спросил:
— А что случилось с Марьяной?
— С ке-е-ем? — мара, фыркнув, оперлась о берёзу. — Не знаю я никакой Марьяны.
— А говорила, мол, всё знаешь. Обманула? — не удержался Лис. Он был уверен, что Маржана прекрасно поняла, о ком её спрашивали. Просто дулась, вот и всё.
Их негодующие взгляды схлестнулись. Этой яростью можно было легко плавить лёд. На какой-то момент Лису даже показалось, что в весеннем лесу стало жарко, как летом. Но Маржана, вздохнув, отвела глаза первой:
— Знаю, да не всё могу сказать. Хочешь, покажу тебе её судьбу, коли не забоишься?
— Чего мне-то бояться? — удивился Лис.
— А того, что нам, марам, известен только один способ говорить без слов — сон могу тебе наслать. Поверь, он будет не самым приятным, — Маржана оскалилась, показав острые, как иглы, зубы, — зато правдивым.
И Лис решился:
— Ладно, показывай. Только разбуди потом.
Он улёгся рядом с костром, поплотнее завернулся в плащ отца и закрыл глаза. Маржана подошла ближе, села на него верхом, надавила обеими ладонями на грудь так, что не вздохнуть, не охнуть, и зашептала вязкое, как патока, заклятие. Лис почувствовал, что проваливается в глухую беспросветную тьму.
Первым вернулся звук капающей воды, гулкий, как в подземелье. Мерный до тошноты. Кап… кап… кап… Так и с ума сойти недолго!
Лис пошевелился.
