— Это защита наших чародеев, — догадался Радосвет. — Зеркало не может через неё пробиться. Иначе он знал бы всё о передвижениях наших войск.
— Интересные у тебя питомцы, княжич, — фыркнула Маржана. — Нет бы огнепёску завести. Откуда этот дикий щенок вообще взялся?
Лис отмахнулся, дескать, потом. И выдохнул в запотевшую зеркальную гладь:
— Покажи Серебряный лес.
По зеркалу пошла рябь. Сперва Радосвету показалось, что опять не сработало, но тут из туманной пелены проступили стволы деревьев и серые листья с серебристыми прожилками.
— Ближе не могу, — Лис помог волчонку выбраться из короба. — Оттуда уж как-нибудь сам. Это самая граница Диви и Нави.
— Да знаю я, — буркнул Радосвет. — Твой батюшка с моим за этот лес уж сколько столетий спорят.
— Ого! — Маржана округлила глаза. — Так это ещё и царевич?
Лис приложил палец к губам, мол, не спрашивай, а волчонку сказал:
— Не забудь свою клятву.
— Ни за что на свете! — Если бы Радосвет мог, он бы непременно приложил руку к сердцу, но сейчас у него были только лапы. — И спасибо тебе, Лис.
— Иди-иди, — Кощеев сын отвесил ему лёгкий шлепок в районе хвоста. — Я не смогу долго держать ход открытым.
И волчонок прыгнул. Он боялся, что врежется носом, а по ощущениям оказалось — будто в воду нырнул. Его закрутило в водовороте, как щепку. Наверху, словно из глубокого колодца, он видел два склонившихся лица. Это были Лис и Маржана, разумеется. Но вдруг к ним присоединился некто третий: темноволосый, со смуглой кожей, высоким лбом, острыми скулами, крючковатым носом и угольно-чёрными, похожими на злые точки глазами.
И этот третий грозно рявкнул:
— Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит?
А потом всё померкло. Волчонок моргнул и вдруг очутился на лесной поляне. Над его головой перекликались птицы, а тихий ветерок перебирал серебристые листья. И думалось: война так далеко, что никогда сюда не доберётся…
Все ужасы и холода Нави остались позади, а их хвалёная зима оказалась не такой уж манящей и загадочной — ну подумаешь, снег! Нет уж, лучше пускай в мире всегда царит вечное лето, как дома!
Несмотря на то, что до Светелграда оставались дни пути, а непривычные к долгому бегу подушечки лап быстро стёрлись в кровь, волчонок всё равно был несказанно рад, что выбрался из этой передряги живым. Когда-нибудь настанет час — он непременно вернёт и этот долг. А пока надо было бежать, бежать, бежать…
Глава пятнадцатая. Кощеева наука
От Кощеевых слов сердце Лиса ухнуло в пятки, а на лбу выступила испарина. Впрочем, ничего нового. Он всегда пугался, стоило отцу появиться где-нибудь даже в отдалении. Мать рассказывала — он ещё младенцем всякий раз заходился плачем, когда Кощей брал его на руки и пытался укачивать. В облике отца (даже таком, как сейчас, — в ночном колпаке и мягких кожаных туфлях-шлёпанцах) страшным казалось всё: и царственная осанка («Словно кол проглотил», — смеялась Василиса), и глубокий низкий голос (Кощей даже когда ласково говорил, всё равно получалось угрожающе), и даже бархатистая ткань камзола — потрогаешь рукой, и сразу ух, волосы дыбом!
А уж от разгневанного отца, требующего объяснений, Лису и вовсе хотелось сбежать, превратиться в муху и спрятаться где-нибудь за пыльными занавесями, чтобы на глаза не попадаться. Но, увы, становиться мухой он не умел. Поэтому всякий раз приходилось выкручиваться.
— Батюшка! — он расплылся в самой любезной из своих улыбок. — Мы тебя разбудили? Ай-ай-ай, как нехорошо вышло. Уж прости. Пока ты спал, решил вот твоим зеркалом воспользоваться, девицу-красавицу в Серебряный лес сводить на свидание. Так мы пойдём?
— Ишь ты, какой скорый выискался! — Кощей стукнул желтоватым, будто восковым, кулаком по резной раме, и зеркало погасло. — А ну стой! Отец с тобой разговаривает!
Лис враз ссутулился, как побитый пёс. Ох, плохо дело! Неужто Кощей успел увидеть, как они этого дивьего щенка с размаху в кусты зашвырнули?
Маржана крепко сжала его руку, мол, держись до последнего, не сдавайся. И Лис, обняв мару за талию, притянул к себе. Надеялся, она поймёт и подыграет. Уж коли начал отговариваться свиданием, нужно было играть роль до конца. Маржана оказалась смекалистой, положила голову ему на плечо и вздохнула так томно-томно — у Лиса аж мурашки по спине пробежали, но на этот раз вовсе не от страха: девица-то и впрямь была хороша собой. По правде говоря, он и раньше на Маржану заглядывался. А что такого? Не на упыриц же со злыдницами пялиться?
— Почему не заходишь ко мне? — бушевал Кощей, и от его дыхания веяло ледяным холодом так, что поверхность зеркала покрылась изморозью. — Али я за тобой сам бегать должен? Сокровищем моим он, понимаешь, попользовался! Едва не разбил, неумеха! Чарам кто учиться будет? Я? Так я уже всё могу. Как за бабами бегать — он уже взрослый, а от учения отлынивает. Брал бы пример с Лютомила, старшого братца. Тот, между прочим, кажный день ко мне за наукой ходит.
Ох, как же Лис ненавидел, когда его с братом сравнивали. Всё время попрекали, мол, Лютомил и умнее, и краше, и в чарах способнее. Обидно было, право слово…
— Видал я его тут, — как бы промеж делом хмыкнул он. — В библиотеке. Ты, бать, туда какое-то время не заходи, ладно? Там ещё какое-то время проветриваться будет. И Лютомилке время нужно, чтобы полы помыть.
Кощей изогнул бровь и по-птичьи наклонил голову — так он удивлялся.
— Никак вы опять схлестнулись?
— Ага! — в этой стычке Лис не побоялся признаться. Победителю бояться было нечего.
— И ты его проучил?
— Он теперь меня долго помнить будет, — хвастаться подвигами дома тоже не запрещали. Лис подождал, пока Кощей осознает услышанное, и добавил: — Может, я не такой уж неумеха, каким кажусь, а?
