повсюду, отражаясь от камней и каменных статуй, изображавших любимых Кощеевых змей и огнепёсок с пылающими глазами. Шаги Лиса стали гулкими — сводчатый потолок многократно усиливал все звуки. Даже шёпот.
— А почему? — Радосвет на всякий случай тоже заговорил тише. «Почему-чему-чему-чему», — отозвавшееся эхо заставило его вздрогнуть.
Он успел заметить, что змейки-кощейки кишели повсюду: прятались в углах и за занавесями, сидели, свернувшись, на пьедесталах, обвивали крепления потухших факелов, свисали с уступов стен. К счастью, все они спали.
— Ну не любит Кощей тепло, — хмыкнул Лис, оторвавшись от окарины. — Холоднокровный он, как змей.
«Змей-эй-эй-эй», — смеясь, поддразнило эхо.
— И нрав такой же… — пробурчал себе под нос царевич.
К счастью, они уже прошли сводчатый коридор, и эхо промолчало. Музыка тоже смолкла.
— Не такой же, а хуже, — со смешком отозвался Лис, со скрипом приоткрывая какую-то дверь, и вдруг, отпрянув, выругался. — Вот чёрт! Принесла же нелёгкая…
Волчонок тут же юркнул в листья, закопался, затаил дыхание и притворился мёртвым. Только сердце, будто бешеный барабан, продолжило стучать в груди: тум-тум-тум…
— О, Лютогор! Надо же! — раздался звонкий, ещё не сломавшийся мальчишеский голос. — А я думал, ты по темноте из башни не выходишь, боишься. А с кем ты разговаривал, когда открывал дверь?
— Так с тобой же, братец, — отозвался Лис, и Радосвету представилась приторная неискренняя улыбка на тонких губах Кощеева сына. — Добрый вечер, говорю, Лютомил.
— И тебе добрый, коли не шутишь.
Шаги приближались. Старший брат подошёл к Лису, шумно втянул носом воздух и фыркнул:
— Чем это от тебя так воняет?
— Это для зелий, — хмуро произнёс Лис. — Дай пройти.
— Нет уж, попался! — Радосвету почему-то представилось, что Лютомил раскинул руки в стороны, как делают дети, играя в салочки. Он осторожно приоткрыл один глаз и глянул сквозь прутья, чтобы убедиться: да, так оно и было. Судя по количеству полок и свитков на них, они находились в библиотеке. Наследник заступил им дорогу, ухмыляясь так, как будто вдруг решил поиграть. Его скуластое лицо могло бы быть красивым, если бы не было таким злым, — но в тёмных глазах пылала ненависть, а яркие полные губы кривились от презрения. М-да, похоже, Лису тут и впрямь живётся несладко.
— Меня ждёт отец, — голос Лиса тоже стал злым. — Пусти.
— Тем хуже для тебя, — хохотнул Лютомил, достав из-за пояса трёххвостую плеть. — Попробуй покричать: вдруг папа придёт и спасёт тебя? Ах, нет, я забыл! Не придёт. Он же в прошлый раз сказал, что за взрослого сына вступаться не станет. Пора постоять за себя, лисёнок. Или умереть. Второе — предпочтительнее.
— Вот же пристал как банный лист… — Лис потуже затянул ремень на коробе, и Радосвет понял: сейчас что-то будет. — Смотри, превращу тебя в жабу.
— Ты не умеешь. Я у дядьки Ардана узнавал, — в воздухе послышался сухой щелчок, и Лис метнулся в сторону. — Кстати, чтоб ты знал: один из хвостов плети отравлен. Для тебя старался, веришь? Извини, остальные смочить ядом не успел. Но если мне немного повезёт, то сегодня я от тебя избавлюсь раз и навсегда.
Старший княжич определённо не шутил, и Радосвет подумал: может, его сестра Ясинка не так уж и плоха была? Тоже, конечно, дрянь та ещё, но по сравнению с этим мальчишкой — просто ангел…
Громкие щелчки раздавались то справа, то слева, плеть всё хлестала и хлестала. Лис пока что ловко уворачивался, прятался за полками, сбрасывал на пол свитки (от его частых прыжков Радосвета начало мутить), но дышал уже тяжело. Он всё пытался начать петь, но всякий раз сбивался, когда ему приходилось уклоняться.
Наконец Лису удалось спрятаться за полкой так, что Лютомил ненадолго потерял его из виду. Этого хватило, чтобы, отдышавшись, шёпотом допеть колдовскую строчку и щёлкнуть пальцами.
Царевич услышал, как противник вдруг расстроенно вскрикнул. Послышался хлюпающий звук, и Лис расхохотался Сквозь трясущиеся прутья Радосвет разглядел, что Кощеев наследник барахтается в луже, а рядом с ним плавают обрывки каких-то рукописей и вырванные страницы книг. Лис пропел — уже в голос — ещё несколько слов, и вода на полу загустела, став вязкой и липкой, словно мёд.
Проходя мимо недруга, он поддел плеть носком сапога так, что та отлетела в сторону и ударилась о стену.
— Говорил же: лучше пропусти. Теперь тебе достанется за погром в библиотеке. Помнишь ведь закон: перед отцом отвечает проигравший.
— В следующий раз я точно убью тебя! — прошипел Лютомил.
— Ой, ты всё обещаешь… — Лис помахал ему рукой на прощанье, в пару прыжков оказался на другом конце залы и, затворив за собой дверь с той стороны, выдохнул. — Уф!
— Как ты его, а! — восхищённо выдохнул Радосвет. — Из тебя получится могущественный чародей.
— Наверное, — Лис пожал плечами. — На самом деле, я не очень хочу колдовать всякие злые заклятия. Но жить хочу больше.
— А ваш отец… он что, правда не станет вмешиваться? — Признаться, у царевича это не очень укладывалось в голове. — Что если один из вас и правда убьёт другого?
— Значит, тот, кто проиграл, был слабым. А слабаки тут никому не нужны. Лютомил сильнее, а я — хитрее. Да ты не дрейфь, всё будет хорошо. Главное мне тебя спровадить и вернуться обратно в башню, пока дорогой братец не выбрался на свободу.
Они поднялись по винтовой лестнице, на которой не хватало некоторых ступеней. Лис легко перепрыгивал через провалы, а Радосвет всякий раз прижимал уши от страха, но ни разу не пикнул — очень уж не хотел, чтобы Кощеев сын над ним потешался.
— Мы почти дошли, — еле слышно шепнул тот.
Царевичу показалось, что голос Лиса дрогнул. Значило ли это, что ему тоже было страшно? Наверняка да. Выходило, что они оба храбрились, когда сердце так и норовило уйти в пятки.
Лис остановился у гладкой — будто бы ледяной — стены и начертил на её поверхности какие-то невидимые глазу символы:
