сорваться с крючка, добрый молодец.
Он ответил ей дерзким взглядом:
— И высока ли цена?
— Выше, чем ты можешь себе представить.
— Имеешь в виду муки совести? Для этого она должна быть. — Лис хоть и ёрничал, но не зря говорят: «У кого что болит…» От любых обязательств можно убежать, а вот от себя не выйдет, как ни старайся. Сделаешься себе не мил — и вся жизнь будет в тягость.
— Совесть — это ещё цветочки, — усмехнулась Марена. — Намного хуже встретить собственную тень.
— Те-е-ень? — Лис задумчиво покатал слово на языке. — Звучит жутковато, но непонятно.
— Тёмный двойник. Слыхал о таком? Самые отвратительные черты личности выплывают наружу, и человек становится тем, кого сам ещё недавно презирал.
— С Маем такого не случится. — Уверенности княжича могли бы позавидовать скалы. — У него нет недостатков, кроме занудства. А от этого ещё никто не умирал.
— Как знать, как знать… — прищурилась Смерть. — Чужая душа — потёмки. Может статься, скоро ты узнаешь своего друга совсем с иной стороны.
— Сторона у него одна — моя!
— А ведь ты боишься предательства… — Марена смотрела на жениха с жалостью. Притворной, конечно. Потому что её речи были безжалостны. — Тёмный двойник легко предаёт. Легко обманывает. Май станет таким не сразу, будет меняться постепенно. Тебе будет казаться, что всё по-прежнему. Но знай: червоточина уже появилась и растёт.
— И сколько времени займут эти изменения? — Лис говорил спокойно, даже деловито. Его волнение выдавала только сильная бледность.
— У всех по-разному. Кто-то уже через год становится тёмным двойником, кто-то — через сотню лет, — пожала плечами Смерть. — Я знаю твой следующий вопрос. Нет, это нельзя отсрочить и тем более предотвратить. Считай, что твой советник — смертельное заклинание с отсроченным действием.
— Но ведь он ещё и Вертопляс. Как с этим быть? — Лис не мог просто смириться. Он надеялся, что Рена его просто запугивает. Признаться, у неё это получалось. — Представляешь, он даже сказал, что ему будет приятно, если я его стану называть то так, то эдак. И говорит он теперь, как вещун.
— Каркает? — усмехнулась Смерть.
— Вообще-то я имел в виду предсказания. Но ты права, манера речи тоже изменилась. А ещё недавно за столом Май стащил ложечку. Вернул потом, покаялся. Мол, сложно было удержаться, очень уж блестящая.
— Погоди, ты не шутишь?
Такое лицо у Марены Лис видел впервые. Она же таинственная, всезнающая, откуда вдруг это изумление? Даже растерянность. Он помотал головой:
— Какие уж тут шутки? У меня теперь советник и ворона — два в одном.
— О таком даже я прежде не слыхала. Любопытно. Расскажи-ка поподробнее, — Смерть подалась вперёд. — А ещё лучше — устрой нам встречу. Он ведь теперь тоже меня видит.
— Мне что, нужно вас официально представить? — скривился Лис. Идея пришлась ему совсем не по душе. — Может, ещё званый ужин устроить?
Смерть иронии не оценила:
— Ужина не надо. Я не нуждаюсь в пище. А вот от разрешения не откажусь. Он не горит желанием вести со мной беседы, но, если это будет твой приказ, согласится.
Княжич мгновенно перестроился на серьёзный лад:
— А если я не хочу, чтобы вы виделись?
— Ревнуешь, дорогой? Не беспокойся, ты всё ещё на первом месте. Но любопытство — моя слабость. Ты хоть представляешь, сколько мне лет? Я видела всё, что было, есть и будет на белом свете. Но твой Май-Вертопляс — это что-то новенькое.
— Не в этом дело…
Лис не знал, как объяснить, чтобы Марена не обиделась. Но её любопытство — да и в целом присутствие — ощущалось как тяжёлое бремя. Рядом со Смертью почти невозможно было испытывать радость. (Если, конечно, она не пришла, чтобы забрать твоего врага. Да и то удовлетворение будет мимолётным.) В общем, если бы Лис решил посвятить своей суженой песню, то назвал бы её «Убийца надежды». Он-то сам ничего, уже привык, а Маю такая ноша ни к чему.
— Значит, боишься, уведу твоего друга? Это тоже напрасно. Сейчас у меня нет власти над ним. Вот помрёт во второй раз — тогда другое дело.
Лиса уверения Марены не убедили. В просьбе наверняка крылся какой-то подвох.
— Всё ещё не понимаю, чего ты хочешь.
— Обычно ты быстрее соображаешь, — нахмурилась Смерть. — Сам же сказал: твой друг вышел из-под руки судьбы. А я тоже своего рода судьба.
Лис помассировал виски. Слова Марены ничего не прояснили, а только больше всё запутали. От всех этих высоких материй и тайн мироздания у него начинала болеть голова. Может, слишком много новых знаний? А может, эти знания были не предназначены для людей? Даже если они — могущественные бессмертные чародеи.
— Получается, что у судьбы, как у монеты, есть две стороны? И это вы с сестрой: Жизнь и Смерть? А вместе — Судьба. Так, что ли?
— Ш-ш-ш, не смей напоминать мне о сестрице! — Марена сжала кулаки. (И как ей только удавалось не ранить себя — с такими-то когтями?) — Я всего лишь хочу поболтать с твоим другом. А вместо этого приходится объяснять тебе прописные истины и вспоминать неприятное прошлое. Судьба — это и жизнь, и смерть, и всё, что между. Больше тебе знать незачем. Так что, познакомишь со своим приятелем-диковинкой?
Лис так и не придумал достаточно любезных слов для отказа, поэтому выразился просто и коротко:
— Нет.
— Жадина! — Рена отвернулась, надув губы, и сплела руки на груди.
Спасибо, хоть язык не показала. Поразительно, что столь могущественная сущность порой становилась похожей на обычную девчонку: озорную, взбалмошную, даже капризную. И это подкупало. Лис невольно подумал: ну чего он взъелся? Конечно, все они для Марены — диковинки. Словно узорчатые камушки среди одинаково серой гальки. Люди, посмевшие сразиться с судьбой и выиграть — пусть даже только у одной из её ипостасей.
