его несговорчивая сестра кому-то взяла да уступила. Ещё и на глазах всего честного народа. Наверняка за закрытыми дверями будет бушевать, швыряться вещами. Но, положа руку на сердце, он считал, что Веледар прав. Негоже обсуждать приказы командира, пока они все заодно. Пусть Веледар неприятен Яромиру, но раз Радосвет оставил его воеводой, — значит, так тому и быть. Начнёт глупости делать, тогда можно будет высказаться. А оставить надёжный отряд прикрывать спину — это не глупость. И чего кричать? Подвигов хочется? Так это больше подобает Волчатам: неопытным, но борзым. Пожалуй, прав был Радосвет, когда сказал, что Радмиле следует смирить гордыню…
Сейчас Яромира даже радовало, что царь отправился к Северным горам на поиски союзников. А то непременно стал бы тоже рваться в битву, чтобы впереди да на добром жеребце… А так его жизнь сохраннее будет.
В успех его затеи с полуночным народом — так в Диви называли диких северян — Яромир не верил. Те всегда держались обособленно и старались не лезть в чужие дрязги, зато между собой сражались беспрестанно. Будут ли такие люди хорошими союзниками? Вряд ли. Но Радосвету если что втемяшилось в голову, не отговоришь…
Под копытами поскрипывал снег, рядом трусил верный Вьюжка, и все мысли о полуночниках, упрямом Радосвете, взбешённой Радмиле, чей нрав сулил проблемы, причём в самое ближайшее время, и даже о девице Огнеславе, перед которой он так и не извинился, остались позади. Впереди их ждала славная битва!
Глава восемнадцатая Две стороны судьбы
Стоило Лису снова почувствовать себя живым, как опять пришла она.
Раньше он радовался появлению Марены: со Смертью было интересно беседовать, её о многом можно было расспросить, — но нынче впервые почувствовал досаду. Без неё как будто было лучше, а сейчас воздух в шатре вдруг стал тягучим и затхлым. Могла бы и подольше пообижаться!
— Чего стоишь столбом? — хмыкнула Смерть. — Словно и не рад?
А Лис и был не рад. Все добрые чувства и воспоминания развеялись как дым, а на грудь легла тяжёлая плита, мешающая сделать вдох.
— И, кстати, где все? — Марена кивнула на выход. — Что-то маловато у тебя соратников.
— Ушли на задание. — Княжич все эти дни старался не перенапрягать голос, но он всё равно оставался сиплым.
— Сильно досталось? — В голосе Смерти не было ни капли сочувствия. — То-то я думаю: почему они там, а ты — тут? Сложно без колдовских песен, да?
— Злорадствуешь?
— Отнюдь. Зачем бы?
— А кто сказал, что я мерзавец и подлюка? — проворчал он. — Май мне всё передал.
— Так и есть. Ты украл то, что принадлежало мне по праву. В опасные игры играешь, суженый. — Смерть присела на край кровати, и Лису захотелось натянуть одеяло на уши, как в детстве. Если не видишь монстра у кровати, значит, его нет.
Хорошо бы это был просто дурной сон. Может же Марена ему сниться?
— Ты пришла угрожать мне? — выдавил он.
— Нет. Я хочу помириться. А для этого…
— Мая не отдам! — перебил её Лис, сверкнув глазами. — Даже не думай.
Марена рассмеялась, но как-то неестественно. Похоже, на самом деле ей было не до смеха.
— Цепляешься, как ребёнок за любимую игрушку. Да оставь себе — мне-то что?
— Это был честный обмен.
— Как бы не так! Глупый вещун соединил две нити судьбы в одну, а это против правил. Впрочем, я всё равно не внакладе. Рано или поздно все пути приводят ко мне. А последствия расхлёбывать придётся вам.
— Это какие, например? — насторожился Лис.
Марена фыркнула:
— А папка не рассказывал, что ли? Плохо, значит, колдовству тебя учил. Если человек должен был умереть, его нить обрывается, хочешь ты этого или нет. Вот вытащили вы его с того света, а судьбы-то и нет.
— Значит, он свободен и может жить как заблагорассудится.
Лису эта новость показалась скорее доброй. От судьбы-злодейки он давно не видел ничего хорошего. Может, и к лучшему избавиться от её власти?
— Но жизнь ли это?
— По крайней мере, не смерть.
— Ты говоришь так, как будто я — это что-то плохое, — поджала губы Марена.
Лис закатил глаза. Пф, сейчас она опять начнёт заливать про свою целительную силу и избавление от бремени бытия!
Он не осмелился высказать раздражение вслух, ограничившись уклончивым:
— Когда как.
— В тебе говорят себялюбие и жадность. Другой бы поплакал да и отпустил приятеля в последний путь. Но нет, надо было испортить узор… — прошипела Марена, дав наконец волю негодованию.
— Какой ещё узор?
— Вот же непонятливый! Моя сестра плетёт полотно из судеб всех ныне живущих. Я делаю то же самое, только из нитей тех, кто умер. Это как лицо и изнанка бытия. Не знаю, как ещё объяснить…
— У вас состязание рукодельниц, что ли?
Сдержать усмешку было сложно. Да Лис и не пытался. Ему живо представились две одинаковые Марены, трясущие коврами и орущие друг на дружку.
— Не совсем. Мы делаем одно дело. Но в то же время и соперничаем. И знаешь, обидно, когда твою работу не ценят. И кто! Мой же суженый! К тому же для избежавших смерти украденная жизнь ничем хорошим не оборачивается. И с твоим приятелем будет то же самое. Нельзя убежать от меня, не заплатив. — Марена сплела руки на груди и глянула на Лиса с вызовом.
И тут до него дошло: похоже, дело не в Мае. Вернее, не только в Мае. Смерть почувствовала охлаждение со стороны Лиса и решила предупредить. Мол, не вздумай
