на этих плакатах вполне разумные?
Я не ответила.
– Эти плакаты, может, и лицемерие, красивый фасад, ложь… Называй как хочешь. Но по сути своей они ложь во спасение. Людям нужны опоры. Нужны красивые картинки, за которыми можно пойти. В конце концов, сначала – просто красивые картинки, а потом – реальность.
Меня передернуло. Про ложь во спасение я уже писала. На минус баллы.
Но ли’Бронах – удивительная многословность! – продолжал:
– Они те идеалы, к которым следует стремиться. Откуда человек возьмет эти образы, если не нарисовать их и не подсунуть ему под нос? Не повесить на гигантских растяжках по городу, чтобы мелькали перед глазами день за днем?
– Звучит неплохо. А как быть с такими, как ла’Гарда? Вот вы меня сейчас оштрафовали за два слова на тысячу сто. А ла’Гарда со мной одной сказала столько, что не хватит никаких баллов. А исключения? Я видела плакат. «Будущее без исключений»… Вот это настоящая ложь. Никогда такого не будет. Исключать же не перестанут никогда!
– Верно. Исключать не перестанут. И такие, как ла’Гарда, всегда смогут позволить себе лишнее. Но от этого плакаты меньше смысла нести не будут. Идеалы, Тесса. Людям нужны идеалы.
Я вдруг поняла, что глупо улыбаюсь.
– Пока я играю в идеал на плакатах, меня реальную перераспределят из кухонь только потому, что папочка у меня сенатор. А это, скажете, не лицемерие? Знаете что… – Я вдохнула поглубже. – Не пойду я завтра к ла’Гарде. И баллы за съемку она тоже пусть засунет себе куда подальше.
Ли’Бронах перехватил мою руку. Я дернулась, но он сжал пальцы так, что я едва не вскрикнула. А потом он чиркнул экраном своего комма о мой.
На браслете зажглось уведомление: «Внимание: ваш счет составляет 0 б.».
Я почувствовала, как приливает к щекам холод. «Внимание: ваш счет составляет 0 б. Пожалуйста, обратитесь в ближайший терминал за направлением в департамент социальной поддержки. Внимание: ваш счет составляет 0 б. Пожалуйста…»
Уведомление мигало красным и бежало справа налево, повторяя само себя снова и снова. Я уставилась на ли’Бронаха.
– Все еще хочется покапризничать?
Ли’Бронах лениво улыбнулся. Кажется, его улыбку я видела впервые.
– Думаю, теперь у тебя нет выхода.
Я снова перевела взгляд на комм. Уведомление все еще мигало. В затылке у меня странно закололо. Перед глазами заплясали черные мушки.
– ТЕБЕ НЕЛЬЗЯ СОГЛАШАТЬСЯ, поняла? Нельзя туда идти. Слышишь?
Голос Ниила доносился из комма глухо.
– Тебе-то какая разница? Ты вообще откуда знаешь?
Когда я осознала, что произошло, я попыталась спорить. Побежала вслед за ли’Бронахом и колотила в дверь библиотеки, но он не открывал. Я, кажется, умоляла. А потом и проклинала, зная, что теперь мне никакие штрафы не страшны. Но ли’Бронах будто не слышал. В конце концов я выбилась из сил, вернулась к себе в спальню и рухнула на постель лицом вниз. Вслед за непониманием и яростью пришла пустота. Зачем теперь все, если у меня ноль?
На звонок я ответила не глядя.
– Я видел твое сообщение из министерства. И не одно. Мне после ремонта сыпятся все твои сообщения. И ладно еще съемки, но это…
– Ах вот как…
Я перевернулась на спину и, покосившись на окно, уставилась в облака. Правда ли это глюки комма после мастерской на ла’Валл? Или Ниил все еще меня подслушивал? Выяснять мне не хотелось. Все это теперь было неважно.
– Ты не должна идти в министерство. Ни к ла’Гарде. Нельзя. Ты слушаешь?
– Так тебе-то какое дело? Ты просто звонишь мне и говоришь, что делать… Как ли’Бронах. Теперь кто ни попадя будет мной командовать, да?
Облака за окном бежали, заворачиваясь на ходу в причудливую спираль, окрашенную красно-оранжевым закатным светом.
– Я не собирался тебе звонить.
– Зачем же тогда все же позвонил?
Ниил отозвался не сразу:
– Это не мое дело. Мне наплевать, чем ты занята. Это твоя жизнь, твои… твои распрекрасные занятия. Меня они не касаются. И я не собирался тебе звонить.
– Ты это уже упомянул. Но ты передумал, да?
– Передумал. Честно говоря, я и сейчас сильно рискую.
– Но ты же вроде с чужого комма звонишь… Номер какой-то странный.
– Со своего. Я зашифровал вызов. Но больше я так подставляться не буду. Отключусь и снова все вырублю. Так что слушай меня внимательно. Я ее знаю. Знаю эту ла’Гарду. С ней нельзя иметь дела.
Голос Ниила звенел. Почти так же, как в первый раз, когда он утверждал, будто мои шумы на его комме как-то особо ему мешают.
– В сообщении не было имени ла’Гарды.
– Был номер кабинета. Три тысячи шестьсот восемьдесят шесть.
– И что? Это ее кабинет?
– Да.
– Интересно, и откуда ты это знаешь?
– Тесса, это неважно! Куда важнее то, что идти тебе к ла’Гарде нельзя.
– Я уже с ней общалась. Отбор, съемки… Это же организует она.
– Ага, и не только. Тесса, послушай меня сейчас очень внимательно: если ты туда завтра пойдешь, домой ты уже не вернешься.
Я села на постели и невольно улыбнулась:
– Это что, угроза?
– Да боже упаси!
– «Боже»? Минус сто баллов!
– Не смешно. Ты спрашивала, куда она тебя хочет распределить?
– Нет. Завтра, значит, и спрошу. У меня же нет выбора, я тоже теперь обнуленная.
Это слово я произнесла медленно, наслаждаясь жалостью к себе. Обнуленная… А это звучит.
– А я вот знаю, куда тебя хотят распределить.
– Знаешь? Ну и куда?
Ниил помолчал, а потом заговорил тихо и очень глухо:
– Три года назад меня тоже «перераспределяли». И я тоже пошел в министерство просвещения, в этот кабинет три тысячи шестьсот восемьдесят шесть. Всем тоже руководила ла’Гарда. Зачем бы ей это все? Я себя не спрашивал. Меня направили – и я пошел. Ну а зачем мне было думать? Ну и вот. Знаешь, где я теперь?
– Ну и где?
Ответа не было, и я тоже молчала. Спираль из облаков за окном засасывала сама себя, наливаясь кроваво-красным.
– Тесса, просто не ходи, – сказал Ниил и отключился.
Во рту у меня пересохло. Но…
Сколько советов надавал мне этот парень – и ни одного ответа на мои вопросы. Почему я должна его слушать, если все ему «неважно»?
Да какой у меня выход? Отправиться в департамент социальной поддержки за направлением на исправительные работы? Я даже общественные кухни потеряла: обнуленные лишаются закрепленной за ними должности автоматически.
Еще неделю назад меня ужасала потеря сотни, а теперь у меня вообще никаких баллов.
