долгого перерыва и стали расспрашивать про нашу жизнь.
– Бедная Эвелина! – вздохнула тетя Мити.
Потом тетя Динучча рассказала, что ей удалось узнать в «Вилла Радьоза».
– Как я и подозревала, все медицинские документы вашей мамы куда-то исчезли. В обычную поликлинику их перевести не могли. Возможно, карточка была не на месте, а когда ее стали искать, исчезла вовсе. В частной клинике проделывать такие фокусы намного легче. Значит, была или нет эта странная болезнь у вашего братика – или сестрички, – нам неизвестно. Никто из моих коллег, даже из отделения тропической медицины, не слышал ни о каком торнатазе. Зато мне удалось узнать довольно странную вещь. Профессор Лулли и акушерка, принимавшая роды у Эвелины, в клинике больше не работают.
– Уволили? – удивился Араселио. – Так сразу? Посреди рождественских каникул?
– Кто знает… Кто-то говорит, что они перешли работать в одну из клиник Каррады, находящуюся за границей. Кто-то – что выиграли в новогодней лотерее и отправились наслаждаться жизнью на Карибы…
До выборов осталось пять дней. Нервозность и напряжение предыдущих недель сменились у обитателей Твердыни печальной обреченностью. Даже самые оптимистично настроенные не сомневались теперь в том, что выборы завершатся не в их пользу. Все опросы предрекали уверенную победу Риккардо Риккарди и партии Каррады.
Съемщики Тоскани знали, что одним из первых шагов нового правительства станет изменение закона об аренде. Адвокаты Чеккетто и Паллавичини уже не смогут никого защитить, и всех их тут же выселят.
Что им в этом случае тоже вскоре придется искать новое жилье, знали и съемщики Петрарки.
– Без боя не сдадимся, – с ожесточением жуя конец своей кубинской сигары, повторял дедушка Пульче. – Будем биться до конца. Когда горожане узнают, что из себя представляет Риккардо Риккарди, они этого не потерпят. Мыслимо ли, чтобы бездарь, шарлатан и соблазнитель молодых вдов обманывал всю страну?
Он так кричал, что распугал всех кур и те разбежались в разные стороны, кудахча и роняя перья. Соседские коты собрались на парапете террасы на почтительном расстоянии, поглядывая на него вопросительно и немного ехидно. Но Липучки среди них не было. Она стала совсем нервной и неуправляемой и целыми днями пропадала неизвестно где. Возвращалась изможденная, замерзшая и с жадностью набрасывалась на блюдце с молоком, которое Пульче оставляла для нее на площадке.
– Не иначе как у нее на другом конце города появился жених, – говорила синьора Эспозито, не пропускавшая ни одного телесериала и находившая романтику даже в жизни котов.
– Мне кажется, у нее проснулся инстинкт охотницы, а в нашем квартале не осталось больше ни мышей, ни птиц, – предположил дедушка Ментасто. – Кроме кур Петрарки, конечно, но к ним она привыкла относиться с уважением.
Мы с Пульче тоже слышали эти разговоры, и, когда Липучка появилась у входа в Упрямую Твердыню и положила у наших ног что-то, похожее на сероватый замусоленный мешочек, мы подумали, что она хотела преподнести нам в подарок какую-то убитую ею птичку или мышонка.
– Что это? – с брезгливой гримасой спросила Пульче.
Я наклонилась, чтобы разглядеть получше. На мышонка или воробья это было не очень похоже – какой-то бесформенный грязный и мокрый комочек, и крови на нем нигде не видно.
Я осторожно взяла его пальцами и подняла с земли. Липучка внимательно смотрела. Мне бы надо было ее поблагодарить: «Спасибо тебе, молодец, черная пантера!» Но я в это время думала: «Странно, почему она не принесла этот „подарок“ Лео?»
– Нет, это не зверек! – воскликнула Пульче, вырвав кошачий трофей у меня из рук. – Смотри! Пинетка для новорожденного!
Она отряхнула наш «подарок», промокнула его носовым платком и сунула внутрь три пальца, чтобы придать форму. Да, это была шерстяная вязаная пинетка, причем совсем крошечная. Изначально она, скорее всего, была белой или светло-розовой, но, проделав долгий путь в пасти Липучки и побывав во многих лужах, сделалась почти неузнаваемой.
– Карлито?.. – задохнувшись, прошептала Пульче.
Она так побледнела, что веснушки на ее лице стали намного темнее обычного.
Я знала, о чем она подумала: о маленьком гробе моего братика и о Липучке, которая разрыла его могилу на кладбище. Не зря мы с ней прочли столько всяких ужастиков.
– Подожди, успокойся, – ответила я. – Помнишь инструкцию по одежде малыша, которую нам прислали из Женевы? В ящиках пеленального столика и в сумке, которую мы отнесли в клинику, не было ни одной пары пинеток.
Пульче вздохнула с облегчением, немного приходя в себя.
– Но тогда чья же? Где она могла ее подобрать? – спросила она. – И зачем принесла нам?
Кошка смотрела на нас и била хвостом.
– Что скажешь, пантера? – спросила я, подсовывая ей под нос грязную пинетку. – Что мы, по-твоему, должны с ней сделать?
Липучка обнюхала пинетку, прямо как какая-нибудь ищейка, потом вышла на тротуар, остановилась и потянула носом в сторону улицы. Потом обернулась и посмотрела на нас. Добежала до метро, снова посмотрела в нашу сторону, понюхала воздух, сделала еще два-три шага и остановилась, как будто в ожидании.
– Она идет по следу, – сказала Пульче.
– И хочет, чтобы мы пошли за ней, – сказала я.
– Возьмем велосипед. Может быть, путь будет неблизкий.
Липучка свернула с улицы в маленький проулок. Машин здесь почти не было, и Пульче с Коломбой могли катить на своем велосипеде прямо по проезжей части.
Пульче пригнулась к рулю и не уставала крутить педали, Коломба следила за дорогой:
– Осторожно, тут люк! Машина, держись правее! Притормози – бордюр.
Липучка то и дело останавливалась понюхать дерево или фундамент дома, проверяла, не отстали ли от нее подружки, и снова припускалась галопом. Они ехали уже почти час. Центр города остался позади, начинались совсем незнакомые кварталы.
Наконец кошка остановилась у дверей небольшого дома в средневековом стиле. Понюхала каменные ступени, растения в кадках, обернулась, мяукнула и коснулась дверей лапой, словно подтвердила: «Здесь».
На табличке рядом с колокольчиком было написано: «Монахини-сакраментки. Миссионерский Орден г. Мехтильды». Пока Пульче ставила велосипед у стены, Коломба позвонила в колокольчик. Внутри послышался звук шагов, потом дверь открылась и на пороге появилась молодая монахиня.
– Добрый вечер. Чем можем быть вам полезны?
Я молчала, не зная, что ответить. Пульче – тоже. Не могли же мы сказать: «Спросите у нашей кошки».
Монахиня смотрела на нас и
