улице. Тихо, не спеша. Осмысливая прошедший день, а может быть, более долгий период. Я медленно иду, как хожу очень редко, всегда куда-то бегая, опаздывая и когда мысли в голове так и скачут, одна заменяя другую. А сейчас, я, еле передвигая ноги, волоча буквально их за собой, думаю о глобальных проблемах, которые волнуют не только меня, но и окружающих меня людей. Отстранившись от мира шума, я погрузились в свой, где-то он радостный, где-то печальный, но он так мне подходит, что я себя в нем чувствую комфортно, не желая впускать туда кого-либо еще. Никто не способен наполнить его новыми красками, изменить в лучшую сторону, лишь нарушить ту гармонию, которую я воссоздавала по крупицам долгое время.
Что в нем необычного? Ну, хотя бы то, что он не похож на окружающие меня события, которые несутся со скоростью звука, не давая времени переварить полученную информацию, а этот такой медленный, почти неподвижный, он течет как маленькая речушка, где-то в заводи, где камни и тина не дает набрать ему скорость.
Мои знакомые никогда бы не поверили, что мой идеальный внутренний мир таков. "Как же так", – скажут они. Их аргументом будет быстрота моих поступков и действий, скорость речи и выполнения заданий, принятий решений. Да, но ведь хочется и остановиться, задуматься и именно в этот момент я попадаю сюда.
Как он именно выглядит? Не знаю. Чаще всего он мне представляется в виде картинок, иллюстрирующих мои мысли, а что между ними – понятия не имею. Хоть они и медлительны, зачастую неповоротливы, но они не прерываются и идут единым массивом, разделить который почти невозможно, а может и не нужно вовсе.
2018
Страх заставляет людей размышлять.
©Аристотель
– Твоя жизнь закончилась, ты теперь не сможешь увидеть своих близких, родных, – говорил медленно, растягивая слова, низкий мужской голос. – Это твое последнее пристанище.
М. развязали глаза. Она вздрогнула. Перед ней была могила. Обычная яма метр на два. И человек, стоящий рядом в черной мантии. Ее подтолкнули вниз. Немного посопротивлявшись, она шагнула вниз. Шаг до конца без понимания и осознания, что конкретно он может дать, а что отобрать.
– Ложись, – приказал тот же голос.
Девушка повиновалась. Она лежала на мокрой холодной земле. К ее костям подбиралась эта страшная зловещая рука, которая поглаживала и впускала страх в душу. Прошуршал брезент, и тело девушки скрылось за ним. А человек в мантии начал сбрасывать комья земли вниз, засыпая чью-то жизнь. Они бились о живот, грудь, распадаясь на более мелкие, но ничуть не менее давящие комки. И это еще сильнее давило к земле, сливая яркую и цветущую действительность с промерзшим черноземом, на котором сейчас даже трава не растет.
И тут в голове «умирающей» побежали мысли, воспоминания. Яркие краски, озорные улыбки друзей, веселый смех и безудержное желание жить. С.. Его взгляд полный тревоги, его забота и ласка. И вдруг лицо исказилось. Она резко постарело, побледнело.
– М… – прошептал он.
М. открыла глаза. Черная маска человека была все ближе и ближе. Уже почти все тело было под слоем земли, его уже не видно!
Я ХОЧУ ЖИТЬ! Взорвалась мысль в голове. Я слишком много всего еще не сделала, я не закончила начатое. Меня ждут, меня любят, без меня многим будет плохо.
И девушка, приложив усилия, стряхнула с себя накопившиеся комочки смерти. Для них слишком рано. И вышла из этой мерзкой, пропахшей горестью и отчаянием коробки.
«Я туда не лягу». Читалось в ее настойчивых и властных глазах.
Проводник кивнул, он понял эту жажду жить и не противился этому.
В жизни каждого человека бывают минуты, когда для него, как будто, рушится весь мир. Это называется отчаянием. Душа в этот час полна падающих звезд
© Гюго Виктор Мари
– С., не трогай меня, пожалуйста, – отодвинулась девушка от парня, тот постарался ее мягко приобнять, – Госпади, ну, прошу тебя. У меня и так все болит, – вдруг взорвалась она.
– Я так понимаю, что сегодняшние соревнования прошли успешно.
– Более чем, – пробубнила та.
– Да, что к тебе теперь и прикасаться нельзя.
– А как бы ты себя чувствовал на моем месте?
– Я чувствую, что ты хочешь поделиться, давай уже, – отозвался С..
Девушка посмотрела на него в упор, а потом резко отвернулась.
– Да, все иначе. Это не тренировки, где ты по сто раз отрабатываешь одно и то же. Здесь скорость и напор решают все. Здесь не надо думать, здесь надо просто … бить, – твердо произнесла она.
На татами приглашаются М. и Н. Конечно же я сильная, я сильнее, чем эта девушка, мне просто нужно выйти и показать это. Настраивала я себя. Поклоны судьям, поклоны друг другу. Бой.
Что-то резко налетело на меня, когда я очнулась через какую-то часть секунды, я поняла, что это моя соперница перешла в нападение. Что происходит? Я в растерянности, не могу понять, успеваю ставить только защиту. На другое просто времени не хватает. Слишком все стремительно, все слишком быстро началось. Удар рукой, ногой. Я не чувствую этих толчков. Но ко мне вернулся ясный рассудок. «Надо бить!».
Удары, удары. Они все смешиваются и превращаются в кашу, как сложно распутать эти связи. Руки, ноги, они бегают друг за другом, догоняя и вновь отставая.
М., давай!!!! – слышится мне через какую- то пелену возгласы с трибун.
Я задумалась. И тут почувствовала хороший толчок в бок. Устояла. Больше нельзя отвлекаться.
Руки стали опускаться, удары все более вялые. Н. тоже послабее бьет. Уже просто касается, не нанося никаких повреждений. Вообще не поднимаются мои конечности.
Громкий звук. Бой окончен. Флаги подняты, я жду результатов, пытаясь тем временем отдышаться.
Рука поднята. Но не в мою сторону. Не в мою?
Я медленно плетусь ко всем. Все прыгают, кричат, размахивают флагами, а до меня доносится лишь эхо. Кто-то стягивает с меня защиту.
Я снимаю верх и сажусь на подоконник. Не я. Не я. Проигрыш. Слышится у меня в голове. А я не верю, ведь столько всего было пройдено и сделано ради этого поединка. И вот результат. Что не так? Я опустила голову на руки. Она вся мокрая. Капельки текут по щекам. Не я.
А там все орут, и никто уже не вспоминает обо мне, как просто о той, кто даже не выстоял первый бой.
Самый опасный человек тот, у кого нет эмоций.
©Фрэнк Герберт
Моя душа изранена. Она рассечена многочисленными ранами, синяками, потеками. Слишком много шрамов осталось от слез, обид, разочарования, мучений, боли. Душа исполосована красными чертами, которые проходят по ней сеткой, расходясь как капилляры по всей поверхности.
Еще удар. Она скорчилась от неприятного ощущения и, снова расправившись, можно было заметить новое напоминание о чем-то страшном, еле выносимом. Разве может такая душа что-то еще чувствовать? Что-то воспринимать с эмоциями,
