становятся единственными в своём роде. Вот отцов стилус для письма с янтарным навершием в виде волчьей головы. Над оружейной стойкой — берестяная картина: царский дворец на холме в окружении яблоневого сада. Её нарисовал отец, а Яромиру дозволили позолотить яблоки. Помнится, он ужасно боялся напортачить. А вот деревянная фигурка симаргла — тоже папина работа. Рядом — старые, потерявшие силу, обереги, ставшие просто украшениями из нитей, перьев и сушёных ягод. И запах — как дома. Наверное, Радмила кладёт в курительницы те же травы.
От нахлынувших воспоминаний Яромиру сперва кусок не шёл в горло, но голос сестры вернул его в настоящее:
— Так о чём ты хотел поговорить?
— Ах да! Послушай, вся эта история с Веледаром мне очень не нравится.
— Нешто он и к тебе приходил? — вскинула брови Радмила.
— Что? Нет. Зачем бы ему?
— Сватался он ко мне, представляешь? Да получил от ворот поворот. Думала, пошёл тебя донимать…
— Бр-р-р, помилуйте боги от такого родича! Он же дурак, каких поискать. И с гонором к тому же.
Сестра покачала головой:
— Был бы дураком, не ходил бы в воеводах. А спесь ему поумерили — твоими стараниями. Может, начнёт других слушать. Вон хоть того же Яснозора. Он парень умный.
— Нравится тебе? — прищурился Яромир.
— Как боевой товарищ — да, и очень. Да не смотри ты так, сводник! Пока война не кончится, о любви и думать нечего. От неё только лишние хлопоты да слабость сердца.
— Нам бы царя женить… — вздохнул Яромир. — Под замок его не посадишь, от битвы не отговоришь. Может, ты с ним поговоришь, когда вернётся? Меня он не слушает.
— Говорила уже. Отказывается наотрез. Даже прикрикнул на меня. Думаю, есть у него тайная зазноба. Ты что-нибудь об этом знаешь?
Радмила глянула на него, и Яромир опустил взгляд. Он же обещал хранить тайну. Как теперь выкручиваться? Впрочем, сестра сама догадалась:
— Значит, есть. Ну и кто она?
Яромир был уже не рад, что затеял этот разговор, но тут за спиной послышался подозрительный шорох — словно тёмная тень проскользнула в шатёр.
Радмила тоже услышала, её рука легла на рукоять меча.
— Кто там?
— Это я, любовь моя!
Пахнуло могильным тленом. Яромир узнал этот голос:
— Горностай! — Он вскочил, выхватывая из-за пояса серебряный кинжал. — Как ты смеешь сюда входить?!
— Дык порученьице у меня было, старшой. Али не помнишь?
— Как же, помню…
Яромир не знал, что и думать. Неужели мертвяку удалось схватить Лютогора? Это было бы хорошо. Ой, то есть плохо — ведь тогда Радмиле придётся сдержать обещание.
Пока он лихорадочно соображал, что же делать, сестра с улыбкой шагнула вперёд. Ничто не выдавало её волнения, разве что лицо стало бледнее обычного.
— Неужто выполнил моё испытание?
Горностайка недовольно рыкнул.
— Никак нет. Но посланьице привёз.
— От кого?
— От Кощеича, конечно.
Он вытащил из-за пазухи смятое письмо, отряхнул от грязи и протянул Радмиле.
— На край стола положи.
— Слушаюсь. — Горностайка, не сводя с неё плотоядного взгляда, медленно положил письмо на стол.
— Может, не стоит его читать? Мало ли что там за заклятие? — засомневался Яромир, но сестра шикнула:
— Я тоже чародейка, Мир! Лучше следи за мертвяком.
Радмила взяла измятый листок, развернула и поднесла к свече. Яромир видел, как по мере чтения округляются её глаза.
— Что там? — не выдержал он.
— Полюбуйся! — возмущённо фыркнула сестра.
И Яромир вчитался в написанные на дивьем строки.
«Здравствуй, красавица!
Счастлив, что ты не забыла обо мне. Знай, я тоже частенько о тебе думаю. Признаюсь, я восхищён! Только такая женщина, как ты, могла подарить мне чудесного покойника. Расцениваю это как знак сердечной привязанности — и спешу заверить, что она взаимна.
Твой подарок займёт достойное место в моей армии. С нетерпением жду свиданьица с тобой, чтобы отблагодарить лично.
Твой Л.».
— Да как он смеет! — Письмо полетело под стол.
— Хочет разозлить меня. И у него получилось, — Радмила скрипнула зубами. — Ух, сейчас я ему напишу! Век меня помнить будет, навья рожа!
— Перестань, Он только этого и ждёт. Нельзя вступать в переписку с врагом. Да и как ты собираешься отправить ответ? Забыла? Наши птички-весточки больше не летают между Дивью и Навью — царский приказ.
— С этим отправлю, — кивнула Радмила на Горностайку, и тот возмущённо проскрипел:
— Я вам что, птичка?!
— На скворца потянешь. Справился бы с моим поручением — был бы орёл. — Северница схватила чернильницу так яростно, что едва не расплескала чернила.
— Дык разве с ним справишься? — пожал плечами Горностайка. — Зря ты стараешься, душа моя. Лучше пойдём со мной к господину. Сама увидишь: служить ему — настоящее счастье!
— Дышло в глотку твоему господину! — Перо в руке Радмилы дрогнуло, на бумаге расплылась некрасивая клякса.
— Он всё равно победит, как бы ты ни…
И тут Яромир ударил. Серебряный кинжал вошёл в небьющееся сердце Горностайки по рукоять, мертвяк захлебнулся на полуслове, испустил страшный крик, от которого заложило уши, и упал, забившись в корчах.
— Госпожа Северница! Госпожа Северница!
В шатёр ворвалась перепуганная Душица. Босая, зато с двумя обнажёнными мечами.
«Только тебя не хватало!» — с досадой подумал Яромир.
Увидев покойника, Душица сперва замерла, словно громом поражённая. Её лицо окаменело. Она посмотрела на Радмилу, потом вперила в Яромира полный ненависти взгляд и процедила:
— Да что тут происходит, упырь
