Что-то тут в моей голове забрезжило, какая-то смутная догадка. Но как забрезжила, так же быстро увяла и загасла.
Мы попрощались с архитектором у бабулькиной калитки, договорились о новой встрече в монастыре, и он подарил «коллеге» Алешке свое бесценное ядро с пожеланием новых археологических открытий. И мы пошли к синему дому с белыми наличниками, гремя ведром, в котором с грохотом катался тяжелый чугунный шар, вспоминая, наверное, свою боевую горячую молодость.
ГРАНАТЫ К БОЮ!
И рина Петровна, когда мы к ней пришли, на этот раз не спала и даже не зевала. Она стояла в глубине двора и держала за рога симпатичную, пеструю, как спаниель, корову. А человек в белом халате и белой шапочке делал ей (корове, конечно) укол в… заднюю ногу, можно сказать. Корова, повернув к нему печальную морду с карими очами в длинных ресницах, молча и грустно смотрела на него, будто хотела сказать: «Когда же это кончится, Ваня?»
Попробовал бы он козе Ваське какой-нибудь укол сделать!
– Все, все, Милка, - сказал доктор и похлопал корову по круглому пятнистому боку. - Иди спать.
Корова легонько, вежливо так выпростала свои рога из рук Ирины Петровны, повернулась и, вздохнув, послушно побрела в сарай.
Оказывается, мы брали молоко и яблоки там, где делать этого нам не советовали - в доме доктора.
– Сегодня Милку не доить! - распорядился доктор. - А утреннее молоко - мне в лабораторию, на анализ. А вы чего? - он повернулся к нам. - Простудились?
– Мы ведро принесли, - сказал я.
– Зачем нам ведро? - удивился доктор. - У нас своих полно.
– Это я им давала, - объяснила Ирина Петровна. - С яблоками. Еще возьмете? - Это она нас спросила.
Мы подумали и согласились.
– Только ведро верните, - опять напомнила она на прощанье.
Мы поблагодарили, попрощались и потащили ведро к своей любимой палатке.
Алешка был задумчив. Он машинально грыз яблоко за яблоком и о чем-то усиленно размышлял, даже лоб морщил.
Не зря папа говорит, что у Алешки какой-то там аналитический ум. Он, говорит папа, мыслит нестандартно. И делает всегда свои выводы - дикие, но симпатичные, как сказал Карлсон. Если, к примеру, прилетают птицы, то кто-то скажет: «Весна!», а Лешка подумает и скажет: «А может, их просто кто-то спугнул?» И чаще всего оказывается прав…
На самом краю деревни, из густых кустов, появилось вдруг на нашем пути непреодолимое препятствие. В виде козы Васьки. Она и не думала удирать в далекие леса.
Коза стояла посреди дороги в боксерской стойке. Или как бегун на старте. Голова опущена рогами вперед, ноги напряжены, хвостик подрагивает от предвкушения большого удовольствия.
Мы остановились и огляделись - где же ее хозяин, дед Степа? И не сразу заметили, что он сидит, свесив ноги, на толстой ветке придорожной ветлы. Дед болтал ногами - ветка поскрипывала - и хихикал, тоже очень довольный. Ну и Пеньки!
– Ща она вам задаст! - сказал дед. Ему Васька, видно, уже задала. - И скомандовал: - Фас!
Коза ринулась на нас, как камень из рогатки. Но Алешка не растерялся. Выбрал из ведра самое большое и крепкое яблоко, взвесил его в руке. И когда Васька, пыля копытами и азартно задрав хвост, приблизилась на хорошее расстояние, Алешка точно и смачно влепил ей в нахальный лоб, прямо между рогами, зеленое яблоко. Оно брызнуло во все стороны, словно взорвалось. А Васька, от неожиданности затормозив сразу всеми копытами, позорно вильнула в сторону и скрылась в кустах.
Хорошо еще, что Алешке в ведре яблоко попалось, а не чугунное ядро XVI века.
– Так ей и надо! - взвизгнул предатель-дед и так подскочил на ветке, что она треснула и рухнула на землю.
Справедливость восторжествовала!
Мы помогли деду выбраться из ветвей. Он оглядел себя, ощупал и остался доволен:
– Во грохнулся, да? Давно я так не падал.
Мы тоже подумали, что давно, лет шестьдесят, не меньше.
– И что с ей делать? - дед развел руками. - Продать, что ли?
– А вы ее к доктору сводите, - посоветовал я. - Пусть он ей какой-нибудь усмирительный укол сделает.
– Еще чего! - взвыл дед. - Она и так с придурью. Чего он ей там вколет? Еще лаять начнет! Или песни петь! Ну его, обойдемся. Яблочком-то угости, - попросил он Алешку.
По глазам братца я понял, что за такие шуточки он и впрямь с удовольствием угостил бы деда яблочком. Как и его козу. Прямо в лоб. С удобного расстояния… Но пожалел все-таки - то ли дедов лоб, то ли красивое яблоко.
Мы забрали ведро и постарались поскорее удрать из этих одичавших Пеньков с их лающими козами и поющими коровами.
– Добытчики явились! - провозгласил папа.
Они с дядей Федором занимались благоустройством нашего походного лагеря. Даже ямку для мусора выкопали. Похоже, что мы застряли здесь надолго. Потому что дядя Федор, поворчав под нос, сказал:
– Обратно в город ехать надо. Вкладыши купить.
– У меня их полно, - сказал Алешка.
– Откуда? - обрадовался дядя Федор. - Тащи!
Но вкладыши у Алешки оказались совсем не те. Дядя Федор имел в виду такие подшипники, а у Алешки были вкладыши-картинки от жвачек. Он их зачем-то собирал.
Дядя Федор поскреб макушку, вернул Алешке вкладыши и пошел к шоссе. А мы захватили удочки и отправились на пруд. Сейчас мы им покажем, как надо рыбу ловить. И какие мы добытчики.
Пруд был красивый. Обросший по берегам кустами. На той стороне его стояли стройные камыши и покачивали своими коричневыми головками. А на нашей стороне были устроены мостки из гнилых досок. Мы уселись на них, забросили удочки и замерли.
А пруд словно спал под солнцем. Даже в его береговых кустах не чирикали птицы. А над водой не висели стрекозы. И не плескались двухкилограммовые караси.
Все тут спало. И наши поплавки, с которых мы не сводили напряженных глаз, - тоже.
Мы просидели на пруду довольно долго. И ни один карась не сорвался с наших удочек. И ни один карась не шевельнул застывшие на гладкой воде поплавки.
– Не зря они спят, - вдруг проговорил Алешка.
– Кто? Караси?
– Водители, - ответил он. - И коровы.
Да, нестандартно мыслит молодой человек. На солнышке перегрелся.
– Ничего я не перегрелся! Это жулики их усыпляют, чтобы они ничего не помнили, и угоняют их фуры с дорогими вещами. Понял? Потом где-нибудь их прячут…
– Водителей?
Алешка фыркнул:
– Фуры прячут. А потом на других машинах эти товары вывозят в безопасное место и сдают в какой-нибудь магазин. Где-нибудь в других краях.
А что? Похоже на правду. Только вот - кто эти жулики и где они прячут эти громадные грузовики?
– В каком-нибудь гараже, - предположил Алешка. - Или на стоянке. Надо папе сказать. - И вздохнул легонько: - Сам-то ведь не догадается.
Мы смотали удочки и пошли домой.
– А где рыба? - спросил папа.
– Спит, - сказал Алешка. - Как водители.
И он высказал папе свои соображения. Папа не удивился. Похоже, он все-таки сам догадался.
– Тут вообще какое-то сонное царство, - добавил Алешка. - Особенно в Пеньках. Бабки спят, коровы посреди дороги засыпают…
– Что-что? - заинтересовался папа. А когда мы ему рассказали про доктора и его спящую красавицу Милку, вдруг спросил: - А вы его фамилию не знаете?
– Иван Павлович его зовут, а фамилию мы не спрашивали.
– А вы спросите, - как-то серьезно посоветовал папа. - Только не у него самого.
– У Милки, что ли? - фыркнул Алешка.
– Мы у архитектора спросим, - сказал я. - Он человек посторонний.
– А это еще кто? - удивился папа. - Я смотрю, вы быстро обрастаете знакомствами на новом месте.
Пришлось рассказать и об Афанасии Ильиче и показать его подарок. Даже мама очень этим ядром заинтересовалась:
– Хорошая штучка, - сказала она. - Цыплят под ней удобно жарить. А то я все булыжником крышку сковороды прижимаю. Подарите?
– Мы тебе другое найдем, - поторопился Алешка, - еще тяжелее. - И утащил ядро в палатку.
Назревающий конфликт отцов и детей предотвратил вовремя вернувшийся дядя Федор.
– Вкладыши достал, - сообщил он. - Завтра, Саныч, движок снимать будем. И юнцов наших к этому делу припашем.
– Их припашешь, - проворчала мама. - Железку ржавую родной матери пожалели.
Дядя Федор и тут нас выручил:
– А тута, неподалеку, еще одну фуру угнали. А водилу пока не нашли. Спит где-нибудь.
Мы с Алешкой переглянулись. Но ничего не стали больше говорить. Все равно любой разговор перейдет на ржавую железяку, по опыту знаем.
…Стемнело. Мы поужинали при свете керосинового фонаря, вокруг которого вились мошки и ночные бабочки.
– Пейте молоко - и спать, - сказала мама.
Я молоко на ночь пить не стал. От него ночью бегать приходится. И первым забрался в палатку. Послушал, как за столом обсуждались завтрашние дела, как папа и дядя Федор устраивались на ночлег в машине. Задремал немного, но меня разбудили шмыгнувшие в палатку мама с Алешкой.
И долго не мог заснуть. И вовсе не из-за молока, которого я не пил. Какие-то мысли, связанные с этими фурами, беспокоили меня. И еще что-то мне мешало. Оказалось, это самое ядро. Оно как-то выкатилось из Алешкиного тайника - наверное, когда они с мамой укладывались, - и подкатилось мне под бок.
