сдвинула его в сторону.
Спрыгнув с лесенки и стряхнув ржавчину с ладоней, я огляделась, прошлась по круглому, похожему на кишку проходу вперед и назад. Никого и ничего, пустые бесконечные проходы, и только влага черными разводами по стенам. Я вернулась к лестнице и, задрав голову, села на бетон. Через щели в люке лился свет.
Люк я за собой задвинула плотно. Когда я спускалась, в проулке было пусто. В безопасности ли я? Навалилась усталость. В висках пульсировало. Страшно хотелось есть. Когда я ела в последний раз? Когда я умывалась? Я провела последнюю ночь, заснув под дверью Риины. Я шаталась по городу как бродяжка. Как так вышло, что моя жизнь просто взяла и рассыпалась?
Я привалилась к влажной стене и прикрыла веки. Перед глазами замелькали картинки. Ланс топчет микросхемы. Риина не отвечает на мой стук. Овия прячет синяки под накидкой. Глаза ли’Бронаха наливаются черным. Черное течет из-под его век. Я распахнула глаза. Ланс не шел слишком долго. Он должен был пойти за мной следом. Кто-то донес на него, и он должен был уйти в безопасное место. Какое еще, кроме подземки?
Я встала и принялась мерить проход шагами. Таких люков может быть несколько. Ниил вывел меня из другого. Ланс мог и не пойти в подземку. Ланса могла взять полиция… Я села, подоткнув под себя юбку, чтобы бетонная крошка не колола кожу через рваные чулки.
Часы тянулись медленно. Я не знала, сколько времени прошло. Нос защекотало от запахов печеного риса – и откуда только принесло? Я встрепенулась. Киоски выдачи уже открыли. Обед. Нужно было найти Ниила. И не потому, что у меня сердце замирало, когда он брал мою руку в свою, а потому, что помочь мне теперь никто, кроме Ниила, не сможет.
* * *
Ниил не пришел. Я мерила переулок шагами, обняв себя руками, и дрожала. Сама уже не знала, от чего – от ужаса, от голода или от неведомой лихорадки. Знакомый тесный проход, зажатый между глухими стенами и мусорными баками. Пожарные лестницы, запертые задние двери. Я смотрела на небо, а потом на то, как двигаются тени по мостовой меж высоток. Который час? Четыре? Пять? Шесть?
Ниил не пришел. Я признала это, когда до меня донеслись отзвуки громкоговорителя.
– …аждане Циона… …чальный день…
Диктор «М». Неужели опять исключение?
Церемонии проводят не чаще раза в год. В Ционе мало криминала, а уж тем более того, что заслуживает высшей меры. Или просто двери в зараженные тетрой пустоши открывать хотят пореже. Но ведь тетры за стенами нет…
Легкие сдавило. Как во сне, хватаясь за стены, я поплелась на звук. Площадь перед воротами наполнялась быстро. Я держалась подальше, наблюдая из узкой улочки. Видно отсюда было не очень хорошо, но большего позволить я себе не могла.
Я шарила взглядом по толпе. Может, я увижу Риину? Тогда мои подозрения, ее «н/о» и пустая комната сегодня ночью окажутся просто ошибкой и я выдохну. Все станет хорошо. Почти у самых ворот, на небольшом возвышении среди нескольких фигур, я заметила знакомые рыжие волосы.
Держалась Овия ровно, но, одетая в длинное платье, явно сшитое не в одной из стандартных ционских швейных мастерских, она не красовалась, не искала по привычке восхищенные взгляды, а только смотрела себе под ноги. Под руку ее держал Ганн. Прямой как палка, он не сводил взгляда с запертых пока ворот Циона. На лице ни единой эмоции. Как же похоже на лицо ли’Бронаха!.. Я огляделась. Ли’Бронаха я не нашла: он или избегал церемоний исключения, или предпочитал смотреть их в другом месте.
У ворот началось движение. Динамики захрипели, и звук, сжавшись, распался на ноты ционского гимна. Когда-то он рождал во мне гордость. Красивая мелодия. Величественная. А теперь? Что я чувствовала при его звуках теперь?
Музыка сменилась голосом диктора «М»:
– Граждане Циона… Сегодня мы теряем названую сестру и дочь, которая, к нашей печали, выбрала путь, несовместимый с идеалами нашей с вами общины.
Затылок захолодило. Диктор «М» говорил эти же слова недавно. Тогда исключали «названого брата и сына». Какого-то парня, которого я даже не знала. Я привстала на цыпочки. Черт возьми, черт возьми, черт возьми… Я зажала руками рот, только бы не завыть в голос.
ЧЕРНОЕ ПЛАТЬЕ, ТЕМНЫЕ волосы, бледное лицо. Риина. Она стояла чуть сгорбившись и голыми, лишенными перчаток руками сжимала сумку осужденной. Для парней шили рюкзаки. Для девушек шили сумки. Второй швейный кружок заботился о моде. На материи сумки, серой, как перестиранная тряпка, горел желтый значок. Такой же, как и у того парня, которого исключили еще так недавно.
Я не дышала. Я правда не дышала – стояла, прижав руки ко рту, и не могла шевельнуться. Риина? Моя Риина? Я с трудом оторвала руки от лица. Ладони покрывал пот. Я бросилась продираться через толпу вперед, к воротам.
– Куда?!
Кто-то схватил меня за шиворот, кто-то дернул за руку. Но я вывернулась. Метнулась прямо меж пары полицейских, заслоном державших подходы к воротам. Риина уже заметила меня. Обернулась. Глаза ее на белом лице казались огромными. Еще немного… Совсем близко. Всего несколько метров.
Меня ухватили за локти, скрутили и потащили назад.
– Риина!
Причин не объявляют. Даже семье. И мне никто не пришлет уведомление «ваша лучшая подруга Риина ла’Нисса была исключена из Циона за…». За нервную болезнь? За психическую травму после исключения ее отца, которую она так и не смогла пережить? За кровоточащие руки, на которые она тратила, наверное, слишком много ционского мыла? За то, что подруга оказалась чудовищной дурой?
Меня тянули вбок, но движение скоро прекратилось. Меня все еще крепко держали, но я могла видеть церемонию. Я поискала глазами Овию. Ее лицо, изящно подкрашенное косметикой, казалось маской. Она не могла меня не слышать, но взгляда не поднимала.
Я скосила глаза. Скрутив за локти, меня держал полицейский. Взгляд его был прикован к воротам. Под защитной маской патрульного было видно плохо, но даже сквозь темный плексиглас на его подбородке виднелась редкая, неуверенная щетина подростка. Его только-только распределили. Он, возможно, и на пост-то заступил впервые. И церемонию из первых рядов пропустить не хотел.
Когда земля задрожала, а ворота стали расступаться, я прекратила сопротивляться. Руки патрульного на моих локтях тоже слегка ослабли. Ворота распахивали на долю секунды. Риину вытолкнут наружу, и створки тут же захлопнутся. Вырваться, добежать до
