- Здравствуйте, воины! - еще не отдышавшись, выпалил он.
В ответ не последовало обычное: "Здравия желаем..." Шум стих, но толпа молчала.
- Братцы солдаты, - продолжал генерал, - не бросайте оружие. Вы воины. Ваше дело маршировать, стрелять и воевать. Мы соберемся вместе, завоюем царство Чуда-Юда морского, и тогда у нас будет много земли, коров, лошадей, много всякого добра и богатства.
Сначала солдаты слушали его тихо, но чем дальше он говорил, тем шумнее становилось вокруг, тем больше выкриков неслось из толпы.
- Сам иди завоевывай Морское царство, - неслось из одного конца.
- Гнать его отсюда! - раздалось совсем близко.
- Братцы, - генерал поднял вверх обе руки. - Не оставляйте меня. Мы вместе воевали!
- Мы воевали, а ты ордена получал! - раздалось из толпы. - Мы больше не хотим воевать! Мы не хотим на свалку!
- Мы хотим пахать землю, растить ребятишек, строить дома.
- А я что буду делать? - выкрикнул генерал. - Я не умею строить дома, не умею копать картошку, не умею бить молотом в кузнице. Куда я? - Генералу казалось, что он только подумал об этом, а на самом деле слова прогремели на всю площадь.
Солдаты ответили хохотом.
- Подметать улицу, - шутил один.
- Ловить светлячков, - добавил другой.
И третий крикнул:
- Построй дом из песка, тогда мы вернемся.
- Солдаты, ребятушки! - взмолился Атьдва. - Мне никогда такого дома не построить.
- Захочешь, чтобы солдаты вернулись к тебе, построишь. Берись за работу.
Атьдва резко нагнулся, чтобы взять первую горсть песку, но непривычные к такому движению ноги на колесиках подвернулись, и генерал ткнулся носом в бугор. Снова поднялся, но на этот раз колесики увязли в песке и забуксовали...
Атьдва, как мы уже знаем, не умел думать, но упорства у него было хоть отбавляй. Он так хотел, чтобы армия вернулась к нему, что трудился на славу. Он ползал на коленях, пытался возвести стену. Но, увы...
Солдаты сначала смеялись над Атьдва, но скоро это им наскучило, и они разошлись по своим домам.
ТРОФИМ РАССЕРДИЛСЯ
Ослепший судья метался в камере, как зверь в клетке. "Когда же за мной придут? Когда же Формалай позовет меня обратно? - рассуждал он сам с собой. - Ведь не может государство жить без судьи".
Шли часы, а за Нашим-Вашим никто не приходил. "Почему на меня Формалай рассердился? Я верно служил царю. Ему не найти больше такого преданного слуги".
Тут дверь открылась, и два стражника втолкнули в камеру Трофима.
- Господин Нашим-Вашим, - произнес один из них, - Формалай Большой прислал мастера Трофима, чтобы он пришил тебе глаза.
Трофим стоял, не двигаясь. Он почти не думал о себе, о том, что он безвинно угодил в тюрьму. Он только шептал:
- Петрушка, мой любимый Петрушка. Тебя сожгут на костре, и я ничем не смогу тебе помочь...
Горе мастера было так велико, что он разговаривал вслух, не замечая этого. А судья, прислушиваясь к тихому бормотанию, подвигался все ближе и ближе. Наконец он ухватился за рукав Трофима:
- А ну, пришей мне быстрее глаза. Государство не может быть без судьи. Пришивай скорее, не ленись.
Но мастер не спешил брать в руки иголку. Он думал о сыне и упрекал себя:
- Ах я, старый дурак! И зачем я послал во дворец вместо Формалая Петрушку? Погубил своего родного сына.
- Как так - Петрушку вместо Формалая? - Судья дернул мастера за рукав.
У мастера на душе было так тяжело, что он готов был поделиться своим горем с первым встречным. И он начал рассказывать, как Формалай приказал ему устроить такую голову, которая бы, не думая, принимала правильное решение, как он вовремя не выполнил задание и вынужден был надеть на Петрушку костюм Формалая и посадить его на царский трон. Едва Трофим в своем рассказе добрался до этого места, как судья подпрыгнул от удивления и завизжал:
- Это из-за тебя, из-за твоего разбойника-сына я лишился глаз. Пришей мне их сейчас же, сию минуту! А не то твоего сына не только сожгут, его будут кипятить в горячем масле или жарить на большой сковородке.
Прерванный на середине рассказа, мастер Трофим растерялся. По привычке повинуясь приказу, взялся за иглу и начал пришивать судье глаз. Но сквозь слезы он плохо видел, что нужно делать, и пришил глаз совсем не там, где надо.
- Что ты делаешь? - бранился Нашим-Вашим. - Разве ты не видишь?.. Ты пришил мне глаз на подбородке.
Мастер отрезал пуговицу бритвой.
- Шей снова! - судья погрозил Трофиму кулаком.
Мастер рассердился: "Ах, неблагодарный! - подумал он. - То сына моего называет разбойником, то меня грозится побить. Я тебе покажу, как издеваться над честной куклой".
- Эта пуговица плохая. Очень блеклая. Ее нужно заменить, - сказал мастер. - А ты, Нашим-Вашим, не сердись. Я ошибся немножко. С кем не бывает. Да не такие случаи бывали... Вот недавно оторвали солдату в драке ухо. И пришлось мне пришивать новое. Я пришил ему собачье. Так он и пошел, бедняга, в строй - одно ухо человеческое, а другое собачье.
- Разве у тебя есть собачьи глаза? - забеспокоился судья.
- А как же, не только собачьи. Вот и лошадиные. Вот верблюжьи, мышиные, а вот эти кошачьи, зеленые.
- Нет, нет, Трофимушка, - взмолился НашимВашим. - Ты уж пришей мне, пожалуйста, человечьи.
- Можно и человечьи, - согласился Трофим. - Да нет у меня здесь человечьих. Хочешь, волчьи пришью.
- Что ты! Что ты, Трофим! Я судья - и вдруг волчьи глаза. Как я Формалаю покажусь.
- Есть еще львиные... - ухмыльнулся Трофим. - Может, подойдут. Лев царь зверей.
- Нет, нет! Звериные не нужны. Человечьи пришей.
- Тогда придется подождать. Есть у меня дома глаза хорошие, яркие, голубые, как раз такие, какие любит наш мудрый Формалай.
- Иди, голубчик, иди. Только поскорее приходи.
- Скоро приду. Сегодня, а может быть, завтра. А может быть, через три дня, - ответил Трофим, а про себя подумал: "Как же, приду. Такую куклу, как ты, из тюрьмы выпускать опасно. Пришей тебе глаза - ты таких дел наворочаешь, что не опомнишься. Слепой ты много зла не сделаешь, а вот зрячий... зрячий обязательно навредишь".
- Эй, стражники, идите с ним. Пусть он принесет мне самые лучшие голубые глаза, - приказал судья и стал дожидаться мастера.
АЛЕНКА ВО ДВОРЦЕ
Не помня себя от страха, Аленка побежала к ткачу Сидору.
- Твоего отца стражники увели во дворец, - сказал ткач.
- Папа! Папа! - закричала Аленка, бросилась во дворец и столкнулась с Матрешкой.
- Что с тобой, девочка? Что случилось? - остановила ее крестьянка.
Всхлипывая, Аленка рассказала про свою беду.
- Нужно пробраться во дворец. Нужно узнать, что с отцом, - повторяла она.
- Я тебе помогу. Пойдем, девочка, - предложила Матрешка, и они вместе подошли к ограде царского парка. Аленка спряталась за каменный столб, а Матрешка подобралась к самой решетке и увидела старого садовника с огромными кривыми ножницами в руках.
- Какие у вас крупные красивые розы, - громко сказала она.
- Формалаю Большому нравится все большое, крупное, поэтому у нас в саду растут такие цветы с широкими листьями и лепестками, - ответил садовник и свысока посмотрел на Матрешку. Он щелкнул ножницами и нагнулся, чтобы положить срезанную розу на траву. Рядом с Матрешкой встала ее старшая дочка.
- Кто выращивает такие цветы? - сказали в два голоса Матрешки. - Наверное, умный садовник.
Польщенный старик поднял голову и захлопал глазами. У ограды теперь стояли две совершенно одинаковые Матрешки. "Вот привязались..." - Садовник опять нагнулся к цветам, стараясь не обращать на них внимания.
- Что за розы! Что за чудесные розы! - прозвенело у ограды.
Он поднял голову. Перед ним стояли три одинаковые Матрешки. "Чудится, что ли?" - Садовник закрыл глаза, потер их кулаком, снова открыл. Матрешек стало четыре. Они стояли лесенкой, одна меньше другой, и в четыре голоса тянули:
- Подари нам по цветочку.
- Подите прочь! - махнул рукой старик и отвернулся, чтобы не видеть их. Но его так и тянуло посмотреть: что же делается у ограды. Он выпрямился, взглянул, и ножницы выпали из рук. Перед ним оказалось уже целых шесть Матрешек. "Чудится. Определенно чудится, - забормотал он. - Пойду дворника позову, пусть он скажет, сколько их". Он заковылял по дорожке.
- Прячься скорее, - шепнула Матрешка девочке.
Аленка протиснулась между прутьями в ограде и, прячась за кустами роз, стала пробираться к приготовленному садовником букету. Когда садовник вернулся вместе с дворником, у ограды никого не было.
- Видать, голову напекло, вот и мерещится всякое. Смотри, пусто кругом, - рассмеялся дворник и удалился.
Садовник, кряхтя, нагнулся, широко расставил руки и схватил букет в охапку. Он был так велик, что казалось, будто идет сам куст на тонких ногах, в черных с загнутыми носами ботинках.
- Старик, совсем старик, - ворчал садовник, пытаясь спрятать лицо от колючек. - Раньше букеты никогда не были такими тяжелыми, а сейчас как будто в него положили целое полено дров.
