Скоро зажгут маяк, и мы увидим его.
Но меня ничем нельзя было успокоить. Я чувствовал, что маяка мы не увидим. К тому же я вспомнил, что в прошлом году три женщины, неожиданно застигнутые туманом, утонули в море, и их нашли только через неделю. Я видел, как их принесли в Пор-Дье, и теперь они мерещились мне – страшные, в зеленоватых лохмотьях тины.
Как я ни старался удержаться, но все-таки заплакал. Де Бигорель не рассердился и постарался успокоить меня ласковыми словами.
– Давай покричим, – предложил он. – Если там есть таможенный сторож, он нас услышит и ответит нам. Должна же быть хоть какая-то польза от этого грубияна!
Мы принялись кричать: он – своим сильным голосом, а я – слабым и прерывающимся от слез. Но никто нам не отвечал, даже эхо. Эта мертвая тишина усиливала мой страх: мне казалось, что я уже умер и теперь бреду по дну моря.
– Идем, – сказал старик. – Ты еще можешь идти?
Он взял меня за руку, и мы пошли наудачу. Время от времени он обращался ко мне с какими-нибудь словами ободрения, чтобы я не раскисал, однако я чувствовал, что он беспокоится и сам не верит своим словам.
Прошло еще около получаса. В отчаянии я вырвал свою руку из ладони старика и с рыданиями упал на песок:
– Оставьте меня, я умру здесь!
– Ну, пойдем же, мой милый, уже начался прилив. Ну, не плачь, не плачь… Разве ты можешь умереть? Ведь у тебя есть мама. Вставай же, пойдем.
Но все было напрасно – я не поддавался на его уговоры.
Старик призадумался, но тут я вдруг громко вскрикнул.
– Что, дитя мое?
– Тут, тут… Наклонитесь ко мне!
– Ты, может быть, хочешь, чтобы я тебя взял на руки?
– Нет, нет. Дотроньтесь вот здесь.
И, схватив его руку, я положил ее на песок.
– Ну, и что же?
– Вы чувствуете? Вода!
Наш берег был покрыт мелким глубоким песком. Во время отлива вода, которую песок впитывал в себя, как губка, сбегала каплями, соединяясь в маленькие, почти невидимые ручейки, и все это по уклону сбегало к морю. Это и были те струйки, течению которых сейчас мешала моя рука.
– Берег там, я чувствую, откуда течет вода!
В ту же минуту я вскочил: надежда возвратила мне силы, теперь де Бигорелю не приходилось меня подгонять.
Я пошел вперед. Иногда я наклонялся, чтобы пощупать песок и определить направление, откуда течет вода.
– Ты молодец, – сказал де Бигорель, – правильно сообразил, как можно найти направление в тумане. Если бы не это, я думаю, мы погибли бы.
Но вскоре мне показалось, что струйки воды уже не бегут к морю. Мы прошли еще несколько шагов, я потрогал песок, но рука моя была суха.
– Воды больше нет, – сказал я с горечью.
Де Бигорель тоже наклонился, положил обе руки на песок, но не нашел благословенной влаги.
В это время я услышал шум воды, а потом и старик его услышал.
– Ты ошибаешься, мы идем к морю.
– Нет, нет, я вас уверяю, если бы мы шли к морю, песок был бы совсем мокрым!
Мы стояли в нерешительности. Де Бигорель вынул часы, в темноте стрелок не было видно. Он заставил их позвонить: пробило шесть часов и три четверти.
– Вода прибывает больше часа.
– Тогда вы должны согласиться, что мы идем к берегу.
И как бы в ответ на мои слова мы услышали глухое журчание. Не было никакого сомнения, что прилив не мог нас догнать.
– Это может быть проток, – заметил де Бигорель.
– Я в этом уверен, – ответил я.
Берег, покрытый сыпучим песком, не был совершенно ровным: на нем были небольшие бугры, разделенные долинками. Все эти неровности не мешали берегу издали казаться гладким, но они были заметны, когда поднималась вода: во время прилива она наполняла сначала долины, а бугры оставались некоторое время сухими и становились островками.
Мы стояли перед такой долинкой, превратившейся в проток. Глубок ли он – вот в чем был теперь вопрос.
– Надо перейти проток, – сказал де Бигорель, – держись за меня хорошенько.
Я колебался.
– Ты боишься замочить ноги, – сказал он, – но надо выбирать: пожертвовать головой или ногами. Я предпочитаю ноги.
– Я не об этом. В воде мы можем потерять направление.
– Так ты хочешь остаться, чтобы тебя захватило море?
– Нет. Сделаем так: вы переходите первым, я останусь здесь и буду кричать, а вы будете ориентироваться по моему голосу. Когда вы окажетесь на другом берегу протока, вы будете кричать мне, и я пойду на ваш голос.
– Иди ты первый.
– Нет, я плаваю лучше вас.
– Ты умный мальчик, дай я тебя поцелую.
И он поцеловал меня как сына. Я был очень тронут.
Нельзя было терять ни минуты: море прибывало быстро, все слышнее и слышнее становился его шум. Де Бигорель вошел в воду, а я стал кричать.
– Нет, не кричи, – сказал он, исчезая в тумане, – лучше пой.
И я запел:
Он со всеми был знаком,
Его звали простаком.
Как собой он был хорош –
На мешок с мукой похож.
Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
На мешок с мукой похож.
Я замолчал и прислушался.
– Вы еще идете?
– Да, мой милый, и кажется, начинаю выходить на противоположный берег протока. Пой еще.
Я набрал полные легкие воздуха и продолжил:
Были глазки, словно плошки,
А не видели ни крошки.
Рот его был до ушей,
Хоть завязочки пришей.
Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
Хоть завязочки пришей.
Я хотел уже начинать петь третий куплет, но тут де Бигорель крикнул:
– Ну, теперь твоя очередь. Мне вода доходила до пояса, и она все прибывает. Иди на мой голос!
И он запел арию без слов, печальную, как погребальная месса.
Я вошел в воду и, поскольку был гораздо меньше де Бигореля, скоро потерял опору под ногами и поплыл. Течение было довольно быстрое, поэтому плыть прямо было трудно. Мне понадобилась целая четверть часа, чтобы переплыть проток.
– Теперь мы можем себя вознаградить, – сказал де Бигорель, – мы это заслужили.
Но едва он достал свою табакерку, как я услышал вздох разочарования:
– Мой табак превратился в кофейную гущу, а часы вертят свои колеса, словно водяная мельница. Что бы на это сказал мой верный Суббота?
Не знаю почему, но я совершенно перестал бояться. Мне казалось, что опасность миновала. Но это было не так. Нам оставалось пройти гораздо больше,
