с тобою быть. Али это не льстит?
— Кхм…
В голосе отца Лису почудилась задумчивость. Неужели он и впрямь на это купился? А Василиса, явно сочтя промедление добрым знаком, продолжила ковать железо, пока горячо:
— А ежели в обмане не было злого умысла, а токмо страсть да глупость девичья — так ли уж он непростителен? Наказание своё она в любом случае уже получила сполна, и…
— Постой-ка, — оборвал её Кощей. — Коли ты чужую ложь готова оправдать, не значит ли, что и свою тоже? Уж не врунья ли ты сама, Василисушка?
Ну вот! Именно этого Лис и боялся. И на что только мать надеялась? Ледяное сердце не разжалобить…
Но Василиса ответила твёрдо и решительно:
— Бывало, что и я лгала. Сестрицам своим ненаглядным, батюшке любимому, но тебе — никогда.
Кощей усмехнулся. Лис понял: не верит. Ну да, он бы тоже не поверил… Ох, что сейчас будет?
Но отец вдруг добавил:
— Идём.
— Куда? — опешила Василиса.
— Как это куда? В подземелья, конечно. Хочешь повидать Марьяну? Это я тебе устрою. Что до остального: там посмотрим. И ты, Лютогор, присоединяйся. Да не прячься уж, а то я не слышу, как ты там за дверью дышишь! Тебе тоже полезно будет на отцовы владения взглянуть. Чай никогда не бывал внизу-то, а?
У Лиса сердце дрогнуло, пропустив удар. Он отворил дверь и пробормотал сбивчивые извинения. На вопрос отвечать не стал: тут ведь не угадаешь. А вдруг отец знает об их с Лютомилом вылазке? А врать Кощею в лицо ой как опасно! К счастью, тот настаивать не стал. Притянул к себе Василису за локоток да повёл вниз — ну чисто семейная прогулка. Вот только в сад они не пошли.
— Из башни тоже ход подземный имеется, — пояснил Кощей. — Многие отсюда по нему в свой последний путь направились.
Лис аж задохнулся от этих слов, а Василиса и бровью не повела:
— Так то преступники всякие были. А мы же вернёмся. Правда, Кощеющка?
— Кто знает? — с улыбкой ответил навий князь.
Там, где только что была стена, по мановению его руки возникла дверь, по щелчку пальцев разъялись цепи, а когда они втроём переступили порог, створки с грохотом захлопнулись за их спиной.
— Я ничего не вижу, — Василиса сказала это очень спокойно, но Лис был уверен: внутри мать вся дрожит.
— Ах, да, — вздохнул Кощей, — взгляд смертных несовершенен. Запамятовал я.
Он хлопнул в ладоши, и на замшелых стенах коридора вспыхнули колдовские факелы.
— Держитесь рядом, — приказал он. — Заблудитесь — пеняйте на себя. Лабиринт тут немалый.
Василиса сперва храбрилась, но спустя шесть или семь поворотов уже вцепилась Кощею в рукав. Каждый их шаг отдавался гулким эхом, отовсюду раздавались шорохи, скрежет и невнятный шёпот, где-то капала вода. Эта часть коридоров, похоже, была природного происхождения: не люди вытесали ходы в камне, а подземные воды промыли. Воздух был настолько полон влаги, что на стенах собирались капли, и Лис ничуть не удивился бы, если бы где-нибудь поблизости оказалась подземная речка.
— Горынычи когда-то здесь жили, — пустился в воспоминания Кощей. — Да и сейчас живут. Только мне служат, а больше никого не пропустят. Так что ход этот не для всякого.
— Неужели и меня бы съели? — ахнул Лис. — Твоего наследника?!
Навий князь остановился, задумался.
— М-да, это непорядок. А ну-ка закатай рукав.
— Зачем?
— Закатай, кому говорят! — рявкнул Кощей, и Лис поспешно начал распутывать завязки на запястье.
Отец приложил ладонь к его плечу, и кожу вдруг ожгло так, что глаза наполнились слезами. Лису даже показалось, что запахло палёным. Миг — и боль утихла, а Кощей отстранился, любуясь на творение рук своих. Лис тоже поглядел — и скрипнул зубами: теперь и у него на плече красовались ненавистные змеи.
— С этим знаком тебя никто не тронет, — важно пояснил навий князь. — Ни горынычи, ни огнепёски. Все сразу поймут, что ты мой наследник.
— У Лютомила тоже такой есть?
Ох, не стоило этого спрашивать. Глаза Кощея полыхнули пламенем — ничего человеческого в них не осталось. Он рыкнул, как зверь, и эхо дважды повторило за ним этот утробный звук. Лишь через пару мгновений (Лис уже успел покрыться холодным потом) отец процедил сквозь зубы.
— Нет никакого Лютомила и никогда не было. А девица Доброгнева милостей моих лишена, ибо не достойна. И не смей больше о ней при мне упоминать.
Что тут скажешь? Оставалось только молча кивнуть и опустить рукав. Змеиная метка на плече зудела и ныла, как укус слепня. Лис не ведал, к добру это или к худу.
Они прошли ещё немного. Коридор ветвился, словно нарочно запутывал. Но Лис теперь откуда-то точно знал, какой из ходов выбирать. Лабиринт стал вдруг ясным, как на ладони, — наверное, Кощеева метка помогала.
На смену скальной породе пришла явно рукотворная каменная кладка, потолок больше не нависал — похоже, они миновали горынычевы угодья и оказались в той части подземелий, где Кощей содержал пленников.
Возле одной из неприметных дверей отец остановился и повелел:
— Отомкнись.
Железный засов с грохотом отодвинулся, послушный княжескому приказу.
Лис, конечно, ожидал увидеть тот каменный мешок, что снился ему тогда в лесу, но вместо этого оказался в небольшой комнате без окон с полукруглой нишей в стене. В её глубине стояло сколоченное из неошкуренных брёвен ложе, валялись подушки, набитые сеном, между которых, завернувшись в тряпьё, сидела худая измождённая женщина. Лис не сразу понял, сколько ей лет: вроде вся седая, а лицо молодое…
В еде и питье ей явно не отказывали — по крайней мере, теперь, — но пленница оставляла блюда почти нетронутыми. Кувшин с вином покрылся пылью — его явно давно не трогали, — зато тот, что с водой, был наполовину
