Ознакомительная версия.
Кротильда. Принцесса?!
Принц (скучая). Ещё одна?..
Цаубер. Да, это правда, ещё одна. Слышите ли Вы, господа, звуки горна?.. Впрочем, ещё слишком далеко. Это король Гют спешит сюда со всей своей свитой! Я вызвал его, послав почтовых голубей.
Принц. Вы здесь все с ума посходили?
Цаубер. Возможно, Ваше высочество. Но мне кажется, что и Вы были бы не прочь последовать общему примеру! Умоляю Вас, молчите и слушайте.
Цаубер (Элизе). Спойте нам, милое дитя! Спойте ту песню, что пели недавним утром под окнами замка. Смелее!
Элиза поёт. Принц узнаёт голос и встаёт из-за стола. Шут подводит принца к девушке. Принц проводит рукой по её волосам. И вдруг Элиза целует принца. Раздаётся ужасный гром! Блещут молнии! Принц обретает зрение и видит перед собой Элизу.
Принц. Это Вы?! Пастушка! О, простите, принцесса Элиза!
Элиза кивает. Принц берёт её за руки. Шут звенит колокольчиками и пляшет. Гости шумно радуются. Кнорриг и Кротильда выходят на авансцену.
Кнорриг (Кротильде). Она тоже принцесса! Какой просак. Что теперь со мной будет? Кротильда. С Вами, остолоп Вы этакий?! А я? Что будет со мной? Как я вернусь домой одна, без принца? Без какого-либо вообще жениха! Вы ничтожество, Кнорриг!
Королева (указывая страже на советника). Взять его!
Кнорриг (падает на колени). Ваше величество, умоляю простить меня!
Все хохочут, и королева тоже.
Принц (он держит Элизу за руку). Матушка, позвольте мне решить судьбу господина советника.
Королева. Что Вы придумали?
Принц. Матушка, зачем омрачать праздник? Пусть же здесь будет назначена свадьба Кноррига и Кротильды! Ведь он так пёкся об этом! Шут. Вот поистине королевский поступок! Ура жениху и невесте!
Кнорриг и Кротильда переглядываются и скрываются в толпе. Музыка, радость, смех. Опускается занавес. На сцене остаются Элиза, принц и шут. Основной свет на шута.
Шут.
Расстаться нам, друзья, пора,
но лишь со сказкой, не с любовью,
не смеет острие пера
зарифмовать любовь с морковью.
И кровь не подойдёт сюда,
и вновь прогоним смело,
ведь не рифмуется, друзья,
к «любви» без духа тело!
ЗАНАВЕС
Ольга Ребко. Сказ о красавице Бояне и кузнеце Милораде
Далеко от наших мест, у самого подножия гор Стара-Планина, что в Сербии, стояло селение. Ни мало, ни велико, однако ж имелись в нем и собственная церковь, и охранная башня, и кузня за ручьём, как то положено по древним обычаям. Местные жители промышляли охотой, рыбалкой да разными ремёслами. Торговали на ярмарках расписной посудой, вышиванками, полотнами домоткаными красоты невиданной. А особая слава шла о кузнечных дел мастере Милораде. Сделает ли подкову, серп али украшения на девичью забаву – всё выходит ладно, всё сердце радует.
Был тот кузнец высок, силен, как все его братья по ремеслу, а нравом спокоен, молчалив да хмур. Вот разве что молоту с наковальней улыбался, на горн весело глядел и на девку Бояну ещё искоса посматривал, хоть и издали. Надо сказать, что Бояна та первой красавицей на всю Сербию слыла. Станом тонка, весела душой, в рукоделии разном искусна, а уж сказок и песен знала – не переслушать и за всю жизнь. Оттого вокруг мастерицы всегда крутились подружки смешливые, дети малые до волшебных историй охочие и, само собой, женихи – один краше другого. Но вот ведь диво: не прельщали Бояну ни дорогие подарки, ни сладкие речи. Будь ты хоть принц заморский, пройдет мимо – не заметит. Зато частенько видели её близ кузницы, по эту сторону ручья. Сидит себе под деревьями, тихонько напевает да узоры чудные вышивает. Видеть видели, а потревожить не решались. Хоть и за ручьём кузня, а мало ли чего суровый хозяин скажет. Тут Бояне было спокойно, отдыхала она от назойливого внимания. Да и кузнец ни разу не прогнал её, только чаще выходил на крыльцо, молча смотрел, слушал напевы и снова возвращался к работе.
Вот так однажды по своему обыкновению вышел Милорад во двор кузни отдохнуть да поглядеть, не сидит ли за звонкой водой красавица Бояна. Но в этот раз на привычном месте никого не оказалось. Зато со стороны кузни на перилах мосточка, перекинутого через ручей в незапамятные времена, висел рушник. Да не такой, каким не жалко в будний день муху пришибить, а праздничный! Огненно-красными жар-птицами вышитый, кружевом тонким отороченный. Подивился Милорад: неужто решилась искусница ручей перейти, да так испугалась, что и рукоделие своё потеряла? Пошёл он в село, вернуть пропажу, а то ведь хватится девица такой красоты, а сама пойти забрать побоится. Постучался кузнец к Бояне в дом, протянул рушник:
– Потеряла, возвращаю, – ему бы что приветливое сказать, да за годы нелюдимой жизни позабыл Милорад мало не все слова. Только и мог, что постараться не испугать, не обидеть.
– Да что ты, мастер-кузнец, – рассмеялась Бояна. – То не пропажа, то подарок тебе. Потревожить не хотела, вот и оставила на мосту. Спасибо, что не гонишь меня со своей земли, уж очень мне любо это место! Будешь теперь рушником моим стол накрывать, вспоминать меня будешь.
Подивился Милорад таким речам. Вот чего девка удумала, подарки у порога оставлять! И ведь за что? За отдых на земле, тень от деревьев да прохладу водную, которые кому-кому, а уж кузнецу точно принадлежать не могут. Но пока он думал, шустрая Бояна уже закрыла дверь и вернулась к своим делам. Снова не нашлось у кузнеца подходящих слов, чтоб хоть за дар чудесный поблагодарить. Ничего ему не оставалось, как вернуться к себе. Остаток дня ходил он сам не свой. До самой ночи все рушник разглядывал, каждым стежком любовался, каждому завитку узора радовался и понять не мог, что ж это с ним такое происходит? Чтоб он – кузнец – после тяжёлого и странного дня уснуть не мог! Да не бывало ещё такого. А сон ночью и правда не шёл. Как закроет глаза, всё ему Бояна мерещится, а в ушах будто всё слова её ласковые слышатся. Не выдержал кузнец, встал с лавки да отправился обратно к горну. Авось работа от наваждения чудного избавит. Раздул огонь, достал инструмент и приступил к делу. Да только сам не заметил, как вместо накладок серебряных, заказанных купцом заезжим, вышли у него легкие девичьи серьги с невиданными доселе узорами. Длинные, едва не до самых плеч, они тихонько и мелодично позвякивали, напоминая ту самую песню, которую так любила напевать Бояна. По утру отнёс кузнец серьги красавице. Просто в руки сунул, ничего не сказал, ушёл поспешно, чтоб не успела Бояна отказаться от дара: вдруг да не по вкусу придётся ей украшение? И зря боялся. Долго рассматривала девушка серьги, любовалась причудливо переплетёнными узорами из трав, листьев и птиц небывалых, а налюбовавшись, надела подарок и уж боле не снимала. И с того дня, заслышав серебряный звон, все знали – то идет Кузнецова зазноба. Все чаще стала Бояна приходить к Милораду. И уже не устраивалась скромно на берегу, а смело переходила мост и то хозяйничала в горнице при кузне, то вечерами, когда хозяин выбирал время для отдыха, брала свое рукоделие и устраивалась рядом новую сказку рассказать, новостями поделиться, а то и просто помолчать с любимым вместе. Что б ни делать, а лишь бы вдвоем побыть.
Так шли дни до осени, а там уж и свадьбу играть самое время. Как раз после самой большой ярмарки, на которой можно удачно продать товары, чтобы безбедно прожить с молодой женой весь год. Собрал Милорад всё, что за лето на продажу выковал, и отправился с сельским обозом в ближайший город, наказав Бояне за кузней присматривать да к свадьбе готовиться. И только скрылась из виду последняя телега, как появились в деревне странники, побывавшие во многих дальних землях, повидавшие немало чудес. Теперь возвращались они по своим домам, отдыхая по пути то в чистом поле, то у добрых людей. Надо сказать, что худых дел за ними никогда не водилось, а потому на постой странников пускали охотно. И то верно: коли уж в чужих землях человек не сгинул, значит мудрость да удача – его спутники верные, а за кров и доброе отношение, глядишь, и в твоем доме от хорошего человека ума и везения прибудет.
Вот и на этот раз никто путникам отказать не посмел, устроили всех по домам. Только одна странница ничье приглашение не приняла, а отправилась прямиком к ручью, постучалась в дом кузнеца, где в отсутствие жениха хозяйничала Бояна. Была та женщина едва ли не краше Кузнецовой невесты: волосом черна, бела кожей. Да только и сами спутники её, и ребятня сельская почему-то обходили странницу, предпочитая без нужды с нею не заговаривать. Почему так, никто объяснить толком не мог. Но было в ней что-то, чего лучше не касаться, не ведать, не испытывать. То ли в голосе сила тайная слышалась, то ли в больших тёмных глазах недобрые искры посверкивали. Сторонились её люди, а ей и горя мало: ходит, смеётся, улыбается чему-то своему. Вот и Бояна на миг задумалась, а пускать ли незнакомую женщину? Однако ж обычай нарушить не решилась. Устроила странницу на тёплой печи, накрыла стол, и стали они за ужином друг друга беседой развлекать, как положено хорошей хозяйке и доброму гостю. Звали путницу Гордана, шла она аж из самой Аравии, много чудесного и опасного повидала на своем пути, о многом Бояне поведала. Заслушалась её девушка, забыла и про свою нерешительность, и про опаску, с которой смотрели люди на Гордану. Время шло к полуночи, а хозяйка с гостьей всё не наговорятся.
Ознакомительная версия.
