расскажу тебе, – сказал он просто, – если ты хочешь. Это, ах… – Он помолчал, болезненно поморщившись. – Мы с Лидией разошлись во мнениях по этому вопросу, но, думаю, важно оставаться честными со всеми вами, ничего не скрывать и не утаивать, чтобы не осталось места для слухов и сплетен. Но это очень неприглядно, Кэмерон.
– Ничего, пусть так, я потерплю.
Он кивнул:
– Да, но в этом нет ничего хорошего. Не надо бы тебе этого знать.
Я вспомнила, как Хейзел на пляже пыталась отговорить меня становиться спасателем. Логика та же. Только теперь я старше, а между тем моментом и сегодняшним днем много чего случилось.
– Вы только что сказали, что важно быть честным, а теперь идете на попятный, – возразила я. – Дейн прав, это сказка про белого бычка.
Он заправил прядь за другое ухо, хотя в этом не было необходимости.
– Этот Дейн умеет подбирать меткие словечки, правда?
– Вот опять. На колу мочало – начинай сначала.
– Вовсе нет, – запротестовал он. – По крайней мере, я не специально. Извини, очень трудно говорить об этом. – Он несколько раз глубоко вдохнул, а потом на одном дыхании выпалил: – Прошлой ночью Марк взял бритву и порезал себе гениталии, затем он облил раны отбеливателем.
– Господи Иисусе, – только и смогла выдавить я.
Рик даже не моргнул при этих словах.
– После этого он потерял сознание. Адам услышал, как бутылка ударилась об пол. Возможно, его разбудило падение Марка. Это Адам прибежал за мной, а потом помог нам с Кевином перенести Марка в фургон. Он был без сознания, совершенно обессилен. Марк, я имею в виду.
– Почему Адам не позвал Кевина?
Кевин был студентом колледжа и одним из ночных дежурных. Он приезжал два-три раза в неделю во время наших вечерних занятий и уходил обычно еще до завтрака, так что если не выходить в туалет или спать как убитый, то о его существовании вообще трудно было догадаться, как и о том, что кто-то заглядывает к тебе в комнату по ночам. Однажды он застукал меня, когда я пыталась улизнуть к Джейн и Адаму после отбоя, но он лишь проводил меня до моей комнаты и велел ложиться в кровать. Сомневаюсь, что он сообщил об этом нарушении правил Рику или Лидии.
– Он не смог его найти, – сказал Рик. – Думаю, Кевин был на кухне, делал себе сэндвич, и они просто разминулись. Он ужасно переживает.
– Почему вы не вызвали скорую? – спросила я, хотя сама уже догадывалась почему: гораздо быстрее отвезти кого-то в больницу, чем ждать карету скорой помощи. Ответ очевидный, но я не знала, что бы еще спросить, и мне не хотелось просто сидеть в тишине вместе с Риком, который и без того смотрел на меня непривычно тяжелым взглядом.
– Это заняло бы слишком много времени. Быстрее самим его отвезти.
Я кивнула:
– Да-да, об этом я не подумала.
– Все в порядке. Что-нибудь еще?
Я представила себе, как Адам просыпается от глухого удара пластиковой бутылки о ламинат, как в нос ему ударяет резкий химический запах отбеливателя, как он обнаруживает Марка на полу со спущенными штанами всего в крови, а вокруг него отвратительное месиво. А ведь Адам только глаза продрал, голова словно в тумане.
– Да вроде нет. – Мы немного помолчали, и я все же задала мучивший меня вопрос: – А как сейчас Адам? С ним все в порядке?
Рик растянул губы в странной грустной улыбке:
– Думаю, да, учитывая все обстоятельства. Могу заверить тебя, он не упустит случая поговорить с тобой об этом. Ему понадобится время, чтобы это переварить.
Это меня просто взбесило. До этого я не понимала, что чувствовала, просто оцепенела, была сбита с толку, но стоило ему сказать, что Адаму нужно «время, чтобы это переварить», как у меня в голове словно бомба разорвалась: меня мгновенно накрыло волной гнева и негодования. Меня распирало от злости на него и на это долбаное «Обетование Господне».
– Как, блин, вообще можно переварить что-то подобное? – Мой голос сорвался на визг. Так всегда было, когда мне хотелось заплакать, но от ярости я не могла выдавить ни слезинки, хотя рыдания уже где-то близко. Я ненавижу свой голос в такие минуты. – Нет, вы представьте: ты просыпаешься и обнаруживаешь соседа по комнате с кровавым месивом вместо члена. Какое задание Лидия придумает, чтобы осмыслить такой опыт? О, Адам теперь сможет написать это на своем айсберге. – Я словно с цепи сорвалась, и меня уже было не остановить, я говорила первое, что приходило мне в голову: – Вы, ребята, понятия не имеете, что вы здесь творите? Придумываете правила по ходу игры, а потом происходит что-то вроде этого, и вы притворяетесь, что у вас есть ответы, которых, естественно, и в помине нет, и это все гребаное притворство и фарс! Вы не знаете, что делать! Вы должны просто сказать: мы облажались! – Я орала и орала, но уже сама не помню что.
Рик не останавливал меня, не велел перестать ругаться или вести себя как последняя задница, не то чтобы он называл так кого-то, но сцену я и правда разыграла отвратительную, хотя все до последнего слова было истинной правдой. Нет, он не пытался прервать меня, или перевести разговор в другое русло, или оборвать, как сделала бы Лидия, окажись она на его месте. Меня это не удивило, потому что Рик умел сохранять спокойствие. Он сделал кое-что другое, и это меня поразило: он заплакал. Тихо, не пряча от меня лица. Он сидел на стуле, смотрел на меня, и слезы катились по его щекам. На этом моя гневная тирада и оборвалась.
– Я не знаю, что ответить тебе, Кэм, не сейчас. Прости меня.
И от этого мне стало совсем не по себе.
Рик не называл меня Кэм, да и никто в «Обетовании» не должен был еще больше маскулинизировать, как выражалась Лидия, мое и без того андрогинное имя. Конечно, Джейн, Адам или Стив иногда забывались и нарушали этот запрет, но старались не делать этого, если где-то поблизости маячили Рик или Лидия. Рик допустил такую оплошность впервые.
Рик и в самом деле был очень хорош собой, а в тот момент его лицо сияло нездешней красотой, возможно потому, что он не пытался защищаться. Бывают моменты, когда воздух словно вибрирует от эмоций, нервы оголены, а порог чувствительности снижается почти до нулевого, тогда в руках и ногах ощущается нестерпимый зуд, желание немедленно что-то предпринять.
Даже сейчас я не могу объяснить этого. Я встала и неловко обняла его.