Пах, пах! Как ты хорошо поешь! Ради бога, спой еще раз!
— Дай немного гвоздей, — попросил соловей, — и я тебе спою.
Гвоздильщик дал ему гвоздей, и соловей снова спел свою песенку. Потом соловей полетел к игольщику и спел ему тоже:
Я блуждающий по свету соловей, Прилетел я с горных склонов и полей, Злой отец меня убил, Злая мачеха сгубила, А сестра водою розовой омыла Да под розовым кустом похоронила. И теперь я, соловей, Вечно с розою своей.
Игольщик очень удивился.
— Пах, пах! — сказал он. Как ты хорошо поешь! Спой еще разок!
— Дай мне пачку иголок, — попросил соловей, и я спою тебе.
Он взял иголки и снова спел свою песенку. Оттуда он полетел к кондитеру и спел свою песенку:
Я блуждающий по свету соловей, Прилетел я с горных склонов и полей, Злой отец меня убил, Злая мачеха сгубила, А сестра водою розовой омыла Да под розовым кустом похоронила. И теперь я, соловой, Вечно с розою своей.
— Пах, пах! Как ты хорошо поешь, спой еще разок!
— Дай мне кусок сахара «набат», и я еще тебе спою, — ответил соловей.
Кондитер дал ему кусок сахара «набат».
Потом соловей полетел к своему дому, сел на заборе и запел:
Я блуждающий по свету соловей, Прилетел я с горных склонов и полей, Злой отец меня убил, Злая мачеха сгубила, А сестра водою розовой омыла Да под розовым кустом похоронила. И теперь я, соловей, Вечно с розою своей.
— Спой еще раз, — передернувшись, попросил его отец.
— Открой рот и закрой глаза, — сказал соловей.
Тот закрыл глаза и открыл рот, а соловей быстро высыпал ему в горло гвозди, и он задохся.
Потом соловей полетел к комнате мачехи и запел:
Я блуждающий по свету соловей, Прилетел я с горных склонов и полей, Злой отец меня убил, Злая мачеха сгубила, А сестра водою розовой омыла Да под розовым кустом похоронил. И теперь я, соловей, Вечно с розою своей.
Мачеха воскликнула:
— Ох! Ох! Что это ты поешь? Ну-ка, спой еще разок.
— Закрой глаза, открой рот, — попросил соловей.
Женщина сделала так, как он велел. Соловей насыпал ей иголки в рот, и она умерла.
Потом он полетел к кусту розы и видит: сидит девочка с веретеном в руках и прядет. Он сел на ее плечо и запел:
Я блуждающий по свету соловей, Прилетел я с горных склонов и полей, Злой отец меня убил, Злая мачеха сгубила, А сестра водою розовой омыла Да под розовым кустом похоронила. И теперь я, соловей, Вечно с розою своей.
Девочка воскликнула:
— Пах, пах! Как ты хорошо поешь! Ты словно вдохнул в меня новую жизнь! Спой еще разок!
— Открой рот, — сказал соловей.
Девочка открыла рот, соловей положил ей в рот сахар «набат» и запел свою песенку:
Я блуждающий по свету соловей, Прилетел я с горных склонов в полей, Злой отец меня убил, Злая мачеха сгубила, А сестра водою розовой омыла Да под розовым кустом похоронила. И теперь я, соловей, Вечно с розою своей.
Сказка наша кончиться успела.
Ворона в свое гнездо не прилетела.
Тетушка-таракашка
Было да и не было ничего — жила Тетушка-таракашка, у которой, кроме отца, никого не было на свете.
Однажды отец сказал:
— Я больше не могу тебя кормить: я уже состарился и одряхлел, ступай, собирайся и сама о себе позаботься.
— Что же мне делать? Куда деваться?
— Я слышал, — сказал отец, — что в Хамадане живет дядюшка Рамазан, ему нравятся крошечные девушки. Иди к нему и постарайся понравиться; коли тебе удастся попасть к нему в гарем, то хлеб твой будет с маслом!
— Верно, — ответила Тетушка-таракашка, — а то в этом доме я стала наподобие старого башмака — слоняюсь из одной двери в другую.
Она вздохнула и подошла к зеркалу, нарумянилась и набелилась, начернила сурьмой брови, в уголках губ поставила искусственные родинки, подвела глаза, покрасила хной ладони и посыпала волосы блестками. Из луковой шелухи сшила себе платье, из шелухи чеснока сделала вуаль, из кожуры баклажана сшила чадру и накинула ее на голову, а из кожуры джидды смастерила туфельки и надела их на ноги. Жеманясь и кокетничая, сверкающая, как солнечный луч, вышла она из дома.
Дошла она до бакалейной лавки.
Бакалейщик спросил:
— Тетушка-таракашка, ты куда?
— Какая я тебе тетка?! Я ведь прекраснее розы, я ведь корона для каждой головы!
— Как же к тебе обращаться? — спросил бакалейщик.
— Скажи: «Эй, племянница, в иездской чадре, в красных туфельках, да будет светлой твоя жизнь, куда ты идешь?»
— Эй, племянница, в иездской чадре, в красных туфельках, да будет светлой твоя жизнь, куда ты идешь?
Таракашка в ответ:
— В Хамадан иду, замуж выйду за дядю Рамазана, растоплю масла в горшке, муку смешаю с сахаром, пшеничные лепешки стану есть, хрустальный кальян курить, отцу кланяться не буду!
Бакалейщик спросил ее:
— А моей женой станешь?
— Коли я стану твоей женой да мы поссоримся, ты чем будешь меня бить?
— Гирей!
— Ой, ой! Нет, не выйду за тебя. Если я буду твоей женой, ты убьешь меня!
Она ушла от бакалейщика и пришла в лавку к мяснику. Мясник увидел Тетушку-таракашку и спросил:
— Тетушка-таракашка, ты куда?
— Какая я тебе тетка?! Я ведь прекраснее розы, я ведь корона для каждой головы.
— Как же к тебе обращаться? — спросил мясник.
— Скажи: «Эй, племянница, в иездской чадре, в красных туфельках, да будет светлой твоя жизнь, куда ты идешь?»
— Эй, племянница, в иездской чадре, в красных туфельках, да будет светлой твоя жизнь, куда ты идешь?
Таракашка в ответ:
— В Хамадан иду, замуж выйду за дядю Рамазана, растоплю масла в горшке, муку смешаю с сахаром, пшеничные лепешки стану есть, хрустальный кальян курить, отцу кланяться не буду.
Мясник спросил:
— А моей женой станешь?
— А чем ты будешь меня бить, если мы поссоримся?
— Большим ножом мясника.
— Ой, ой! Я не выйду за тебя. Если я стану твоей женой, ты убьешь меня.
Ушла она оттуда и пришла к зеленщику. Зеленщик, увидев ее, крикнул:
— Эй, Тетушка-таракашка, куда ты идешь?
— Какая я тебе тетка?! Я ведь прекраснее розы, я ведь корона для каждой головы.
— Как же мне к тебе обращаться?
— Скажи: «Эй, племянница, в иездской чадре, в красных туфельках, да будет светлой твоя жизнь, куда ты идешь?»
— Эй, племянница, в
