– Конечно, можно, – говорит папа.
– Я запретила Элли ехать в город, – вмешивается Анна.
– А я разрешил, – парирует папа.
– О боже! Тебе надо ссориться со мной по каждому поводу? – У Анны из глаз брызжут слезы.
Меня гложет чувство вины, но ситуацией надо пользоваться. Натягиваю куртку, хватаю в охапку сумку – и только меня и видели.
С Магдой мы встречаемся в назначенном месте на станции. На ней красный свитер, короткая юбка и туфли на шпильках, и она притягивает к себе всеобщее внимание.
– Я полагала, суть нашей операции – слиться с толпой и незаметно следить за Надин. Ха-ха-ха. Ну и наряд! С таким же успехом ты могла бы привесить к себе фонарь. А что, если они отправятся гулять? Далеко ли ты уйдешь на своих каблуках? Может, из-за них на вечеринке ты и прилегла на ступеньках? Просто-напросто свалилась с лестницы?
У Магды вид как у побитой собаки.
– Ах, Элли, извини. У меня совсем из головы вылетело, что в субботу я была в этой одежде. О господи… Мне очень стыдно.
– Так тебе и надо. Мне тоже несладко. Ладно, давай забудем про вечеринку и переключимся на поездку в Лондон. А что, если мы встретим Надин на платформе? Прикинемся подругами не разлей вода и скажем, что устраиваем девичник?
– Не встретим. Мы специально едем пораньше. Но… пусть это будет что-то типа девичника. Пожалуйста, Эл, давай помиримся. Я тебе все объясню…
– Предупреждаю тебя, Магда, ни слова больше про проклятую вечеринку.
Но мои просьбы не достигают цели. В поезде она опять заводит свою шарманку, и так продолжается всю дорогу. Я делаю вид, что не слушаю. Затыкаю уши. Магда повышает голос. Пересаживаюсь в другой вагон – она следует за мной. Пристраивается рядышком и цепляет меня под руку, стараясь вжать в сиденье.
– Все равно ты меня выслушаешь, – наседает она.
– Только посмей открыть рот – я тебя выброшу вот в это окно. Неужели трудно понять? Мне адски больно.
– Мне тоже, – признается Магда. Она чуть не плачет. – Я чувствую себя просто ужасно. Я ничего такого не хотела. И Рассел тоже. Все произошло само собой, помимо нашей воли.
– Ага, вас засосала и швырнула друг другу в объятия сила магнетизма, и вы стали целоваться?
– На месте Рассела мог быть кто угодно. Просто он подвернулся мне под руку. И с ним произошло то же самое. Он совсем не хотел со мной целоваться. Я ему даже не нравлюсь, Элли, ты это прекрасно знаешь.
– Ага, и он вел себя так, будто ты вызываешь у него отвращение.
– Он считает, что на большее я не гожусь. – Магда грустнеет. – Так все парни считают. Слушай, мне эта вечеринка стояла уже поперек горла. Я смеялась и шутила, но на самом деле мне было тошно. Я чувствовала себя ужасной дешевкой. Слышала, как парни шептали всякие гадости про старушку Магду. И не знала, куда деваться. Мне нравится наряжаться и выглядеть соблазнительной, нравится, когда парни не могут от меня отвести глаз, все это так – но, похоже, никто не воспринимает меня как личность. Я глотнула водки, но веселее мне не стало – стало еще грустнее. И сделалось себя ужасно жалко. Я пошла в туалет, а потом села на ступеньки и чуть всплакнула – ну почему мне так не везет с ухажерами! Вернее, нет у меня никаких ухажеров. Даже Грег меня бросил, потому что я не позволила ему заходить дальше поцелуев. Потом я вспомнила Помадку и подумала, каково ей было впервые в жизни на свидании. Наверное, она смутилась, расстроилась, выбежала вон из комнаты и вдруг почувствовала, что падает, падает, падает вниз… В общем, водка ударила мне в голову, и я слегка расчувствовалась. И тут как раз Рассел возвращался из туалета и об меня споткнулся. Услышал, как я всхлипываю, подумал, что сделал мне больно, уселся рядышком и обнял меня за плечи, чтобы утешить. Я подвывала, оплакивая Помадку. Он сказал: не подозревал, что у тебя такое нежное сердце, а потом почти расплакался и понес какую-то околесицу про тебя…
– Что за околесицу?
– Тебе лучше этого не знать. Он ничего такого не имел в виду. Просто выпил лишнего…
– Магда. Что. Он. Сказал?
– Ну, что ты считаешь себя пупом земли, потому что эта тетка-художница написала тебе письмо. И что это хамство с твоей стороны – обвинять его в плагиате. Он мечтал стать художником всю свою жизнь и рисует лучше тебя, потому что на два года старше, и куда упорнее, и, может, чуть талантливее от природы.
У меня вырывается грязное ругательство.
– Я же сказала, тебе этого лучше не знать.
– Он мне завидует. Как это низко!
– Ладно, он же парень. А парням не нравится уступать девчонкам.
– Значит, по-твоему, я рисую лучше Рассела?
– А то нет! И Рассел тоже это понимает. Потому-то и болтает всякую чепуху. Ах, Элли, временами ты бываешь такой тупой! В общем, он ныл и скулил, а я ревела из-за Помадушки, почти лежа у него на груди. Если честно, он заменял мне подушку. Потом я пошевелилась, и он пошевелился, и, клянусь, не знаю, что на нас нашло – если помнишь, было темно, хоть глаз выколи, и мы не могли видеть, что делаем, – но стали целоваться.
– Все. Достаточно. Хватит! – не выдерживаю я. А затем спрашиваю: – Но почему вы сразу же не остановились?
– Легко сказать. Это было так приятно, Элли, что я не могла взять себя в руки. Я-то думала, Грег хорошо целуется, но твой Рассел – это фантастика.
– Теперь он больше не мой. Он твой.
– Ничего подобного. Я ему не нужна. Он сходит по тебе с ума, Элли. И хочет тебя вернуть. Так что можешь получить хоть премию Тернера [5] – он даже бровью не поведет.
– Пусть так. Но почему он мне всего этого не скажет?
– Он названивал тебе с самой субботы.
– М-м-м… Пожалуй, ты права. А почему он ко мне не зашел?
– Думаю, не хватило смелости. Твой папа умеет нагнать страху.
– Папа в последнее время почти не бывает дома.
– А если бы Рассел пришел, ты бы стала с ним разговаривать?
– Да. Нет. Не знаю.
Я и впрямь не знаю. Не знаю, что чувствовать, что думать. Не знаю, хочу я его вернуть или нет.
– Я подумаю, – обещаю я Магде. – А сейчас давай решим, что делать с Надин.
У нас в запасе пропасть времени, и мы вполне успеваем выбрать хорошую позицию для наблюдения, но первым делом надо найти кинотеатр. Мы сто раз бывали в Лондоне, но почти всегда нас сопровождал кто-то из старших, и лондонское метро для нас подобно лабиринту. Мы с Магдой мотаемся по Северной линии, уезжаем не в ту сторону, но в конце концов попадаем на площадь Лейчестер. После долгих блужданий и расспросов находим кинотеатр в глухом переулке в районе Сохо.
Название у него самое обычное – в отличие от репертуара. Здесь показывают низкопробное порно. На афишах ни слова про показ «Занаду». Делаю глубокий вдох и робко вхожу внутрь, чувствуя себя совсем маленькой. Спрашиваю девушку за стойкой про «Занаду», но она смотрит на меня как на помешанную.
– Это же телесериал. Мы ничего подобного не показываем. И боюсь, вас не пропустят ни на один сеанс, вы еще недостаточно взрослая.
– Не беспокойтесь, я не собираюсь смотреть ваши фильмы, – говорю я и бросаюсь вон.
– Получается, он наврал Надин, просто хотел вытащить ее на свидание, – резюмирует Магда. – О господи, Элли, какое счастье, что ты рядом. – Она легонько сжимает мне руку. Механически я делаю то же самое.
– Ну что, подождем за углом? – спрашивает Магда.
– Давай пойдем в «Старбакс» на той стороне улицы. Оттуда хорошо виден вход в кинотеатр. Мы сразу же заметим Надин – и его тоже. Любопытно, как он выглядит? Может, про свою внешность он тоже наврал.
– Он сказал Надин, что довольно высокий, темноволосый, с большими карими глазами. Одет как все, но, по его словам, вид у него слегка развязный. Она ожидает кого-то вроде Робби Уильямса.
– Надин глупа как пробка.
Но не успеваю я произнести эти слова, как мимо «Старбакса» проходит умопомрачительный парень лет девятнадцати. Он пересекает дорогу и останавливается возле кинотеатра.
У меня отвисает челюсть. У Магды тоже.
