своими друзьями, со своей семьей, со всем, что ее окружало в Олд-Хэвене, ее старом доме, и здесь, в Фор-Пойнтсе. И сейчас она наконец-то начала чувствовать себя на своем месте.
Альма ощущала связь со всем, что ее окружало, и в то же время она оставалась самой собой: внутри нее горел огонек, и следовало еще столько всего сделать, что было под силу только ей.
Это было волшебно – волшебно и по-настоящему загадочно.
В воскресенье ночью, когда Альма пошла за велосипедом в гараж, то обнаружила, что он пристегнут к великам родителей. Ей понадобилось время, но в итоге она нашла ключи, оказавшиеся под цветочным горшком на улице возле гаража.
Альма летела на всех парах, чтобы компенсировать потраченные минуты. Друзья ждали ее в центре города, через дорогу от «Пятого угла».
– Мы уже постучали, – сказала Ширин, когда Альма подъехала. – Никто не отозвался, естественно.
Втроем они поехали на север, и теперь Альме уже не казалось это странным. У нее было впечатление, что они занимаются этим уже много лет: убегают из дома посреди ночи, встречаются на темных улицах и катят навстречу волшебству и приключениям. Теперь такие путешествия стали частью ее жизни. Если не считать того, что сегодня все были на удивление молчаливы.
Альма не знала, о чем думают Хьюго и Ширин, но понимала, что чем ближе они к пещерам, тем сильнее боится она сама. Страх расцвел внутри, зловеще распустив ядовитые лепестки и напоминая олеандр, который она однажды в неведении принесла домой и засушила бы между страничками книг, если бы Джеймс не остановил ее и не объяснил, что это такое. Страх все разрастался и разрастался, выпуская новый лепесток с каждым поворотом педалей.
Наконец молчание прервала Ширин.
– Послушайте, вы двое, – заговорила она, когда ребята проезжали мимо больницы Первого Угла. – Я не хотела говорить раньше, но, думаю, я не буду сегодня участвовать.
– То есть? – с удивлением спросила Альма.
– Я не смогу спуститься в Дип-Даунс, – ответила Ширин. – У меня… у меня клаустрофобия.
– Что?
– Это значит, – объяснил Хьюго, – что она испытывает сильный страх и тревогу в замкнутых пространствах.
– Мне известно, что такое клаустрофобия, – сказала Альма. – Просто не знала, что Ширин ею страдает.
– У меня ничего не получится, – голос Ширин был сдавленным; одной рукой она сжимала велосипедный руль, а другой так сильно тянула себя за косу, что Альма поморщилась. – Я, конечно, не слетаю с катушек, но близка к этому. Тогда, в том автобусе, мне было так страшно. Мне не нравится летать на самолетах, ездить в лифтах и даже накрываться одеялом с головой! Я не смогу спуститься в пещеры. Простите, у меня правда ничего не выйдет.
Альма никогда бы не подумала, что Ширин может чего-то бояться. В первую ночь она повела их в лес, а потом топала в гору, чтобы добыть воздух. Ширин всегда относилась с таким воодушевлением к каждому предстоящему путешествию, к каждому элементу и вообще ко всему.
Альме стало интересно, посчитала бы Ширин, что ее подруга «слетает с катушек», когда у нее бывают приступы страха.
– Мне еще вчера хотелось об этом поговорить, Альма, – произнес Хьюго, – но потом мы… ну… начали веселиться, поэтому я промолчал. Мне тоже кажется, что нам не стоит так поступать. Реки и горы, конечно, представляют потенциальную опасность, но лазить по системам пещер – полное безрассудство. Возможно, там обитают дикие звери. Под землей бывают водные массы, резкие обрывы и обвалы. Мы можем потеряться и понятия не имеем, с чем столкнемся.
Альма все это знала, разумеется. Поэтому-то ей и было страшно.
– А что нам еще остается? – спросила она. – Нам обязательно нужно добыть землю.
–Думаю, теперь, когда мы осознали свою ошибку, – ответил Хьюго, – лучше отменить миссию и вернуться сюда днем.
– Днем у нас не получится увидеть истинную землю! – запротестовала Альма. – Солнечный свет слишком яркий.
– Но, Альма, – сказала Ширин, – он не попадает в пещеру.
Об этом она не подумала. Разумеется, они правы во всем. Это безрассудство и сумасшествие.
– Я просто переживаю, – грустно произнесла Альма. – Переживаю за Стар…
А затем она внезапно умолкла.
Потому что где-то в лесу блеснула яркая вспышка.
Альма внезапно затормозила.
Хьюго и Ширин, не заметив, что она остановилась, покатили дальше.
– Что делать? – прошептала Альма себе под нос.
А затем…
Свет появился снова, но теперь глубже, в лесной чаще.
Он был медного оттенка и оказался совсем не таким, каким Альма увидела его впервые. То сияние затмевало все вокруг: оно заставляло ее зажмуриться и обжигало лучами, которые не сдержать и от которых не скрыться.
Этот свет вспыхивал, мерцал, разбрызгивался. Он горел еле-еле и, как показалось Альме, почти погас.
Отблеск удалялся все дальше и дальше, а затем исчез.
– Альма! – к ней приближалась Ширин. Хьюго не отставал. – Ты едешь назад? Мы отправляемся по домам?
– Думаю, я видела Старлинг, – тихо проговорила Альма.
– Что? Где? – воскликнула Ширин.
– Не беги, – предупредил ее Хьюго. – Давайте попробуем приблизиться к ней потихоньку.
Они спрыгнули с великов и направились в лес, на цыпочках обходя грязь и мусор, оставшийся после зимы. Хьюго взял квинтескоп и вел их по золотому следу. Альма едва осмеливалась дышать, заходя все глубже и глубже.
Хьюго остановился.
– След обрывается здесь, – тихо проговорил он. – А вдруг она снова взмыла в воздух? Я не уверен. Возможно, когда мы вернемся завтра, чтобы осмотреть пещеры, то сможем обыскать и эту часть леса.
Альма почувствовала, как внутри горит ее собственный свет и как день ото дня растет ее собственная квинтэссенция. Она становилась храбрее, мудрее, счастливее и заводила друзей. Альма никогда бы не подумала, что так сильно изменится.
И все это благодаря Старлинг. А где-то там, далеко в лесу, звезда угасала. Что будет, задавалась вопросом Альма, если свет исчезнет совсем?
Разве можно позволить, чтобы Старлинг погасла, а сама она продолжила сиять? Нельзя было опускать руки.
– Нет, – сказала Альма. – Я не пойду домой. Нужно спуститься в пещеры. Сегодня.
Альме не удалось до конца убедить Ширин и Хьюго, хотя после ее уговоров ребята все же согласились поехать к пещерам, но не заходить в них. После разведки можно было решать, что делать дальше.
Они продолжали ехать, а дома редели и стояли все дальше друг от друга. Участки земли, которые они занимали, заросли; на них были деревья, пруды и очень много места: домовладельцы вряд ли сами знали, что вообще происходит у
