Джузеппе Гарибальди - Джузеппе Гарибальди. Мемуары

В 1907 г., в ответ на просьбу студенческой молодежи Римского университета, которая готовилась к чествованию 100-летнего юбилея со дня рождения Гарибальди, А. М. Горький, проживавший тогда на Капри, рассказал, при каких обстоятельствах он впервые услышал имя Гарибальди.

«В первый раз я услышал это великое и светлое имя, — писал Горький, — когда мне было 13 лет. Я служил тогда кухонным мальчишкой на пассажирском пароходе… Когда выпадал свободный часок, я шел на ют. Там собирались пассажиры третьего класса: крестьяне и рабочие. Кто сидя, кто стоя, плотной кучкой слушали они тихий и спокойный рассказ одного пассажира. Я тоже стал слушать. — Звали его Джузеппе, по-нашему Осип, а фамилия его была Гарибальди, и он был простой рыбак. Великая у него была душа, и он видел горькую жизнь своего народа, которого одолели враги. И кликнул он клич по всей стране:,Братья, свобода выше и лучше жизни! Подымайтесь все на борьбу с врагом, и будем биться, пока не одолеем!“ И все послушались его, потому что видели, что он скорее трижды умрет, чем подастся. Все пошли за ним и победили…» [1].

Этот рассказ Горький услышал в 1881 г., за год до смерти Гарибальди. Но легенда о нем уже существовала в России задолго до того. Немецкий историк Макс Неттлау в написанной им биографии Михаила Бакунина приводит воспоминания русского революционера о Гарибальди, в которых сообщается, что в период знаменитой кампании Гарибальди в Сицилии и Неаполе Бакунин находился в сибирской столице — Иркутске и все население Иркутска, почти без исключения — торговцы, ремесленники, рабочие, даже служащие, — стало страстным сторонником свободы. Далее автор мемуаров сообщает, что в 1860–1861 и 1863 годах, когда сильные волнения охватили русское сельское население, немало крестьян России и Малороссии ожидали прихода Гарибальди.

Как и в других странах мира, в России бытовала легенда о Гарибальди. Русским крестьянам Гарибальди представлялся сверхчеловеческим героем, который сможет освободить все народы, находящиеся под гнетом притеснителей. В 1864 г. в России распространилась молва, не имевшая никаких оснований, что Гарибальди якобы готовится к высадке в Одессе, чтобы там провозгласить республику. Абсурдный проект, который показывает, что живуче было и неправильное представление о Гарибальди.

В действительности Гарибальди был совсем иным человеком, чем некоторые рисовали его. Он не был сверхъестественным, но человеком, как и все другие, — со своими достоинствами и недостатками. Вся его сила заключалась в том, что он был человеком из народа, любил народ и знал, как выражать его стремления.

Первым, кто понял эту основную характеристику Гарибальди, был Александр Герцен. Сравнивая Гарибальди с Мадзини, он писал в «Былом и думах»:

«Что Гарибальди лучше знал массы, в этом я совершенно убежден. Маццини… глубоко знал одну сторону жизни;…но с народом… с этой густой толщей, идущей до грунта, т. е. до полей и плуга…он никогда не был в сношениях; а Гарибальди не только в Италии, но везде он жил с ними, знал их силу и слабость, горе и радость; он их знал на поле битвы и средь бурного океана…» [2].

Для официальной итальянской историографии, зависимой от правящей буржуазии, Гарибальди был «детским» героем, наделенным моральными добродетелями, но наивным до смешного и совершенно лишенным политической проницательности. В этом мнении нет ничего верного. Напротив, политическая дальнозоркость у Гарибальди почти всегда была более ясной, чем у многих государственных деятелей его времени, и он действовал, стараясь прочно опираться на твердую почву, избегая опасных авантюр. У него была своя идеология — непоколебимая и точная, которая сформировалась под влиянием постоянного контакта с массами и с представителями революционного движения. Основные ее положения были те же, что и у наиболее передовых течений революционной буржуазии: принцип национальности; республиканская система; социальная справедливость; мир; прогресс и благополучие народа как конечная цель. Но человек дела, он в своей деятельности придерживался двух основных правил: превосходство действий над мыслями и подчинение принципов потребностям обстоятельств. Вот почему он, республиканец, стал под знамя монархии; демократ — допускал диктатуру; сторонник мира, он сражался на войне. Это не было противоречием в его поведении. Напротив, в этом строгая и последовательная логика всего итальянского Рисорджименто.

Борец итальянского народа, Гарибальди любил и другие народы мира, в частности русский народ, в котором он предвидел политического и социального обновителя и звезду будущего.

В 1864 г., в Лондоне, он вместе с Мадзини поднимал бокал «за юную Россию, за новый народ, который, освободившись и одолев Россию царскую, призван играть великую роль в судьбах Европы». Предвидение, которое осуществилось; и если Европа пользуется независимостью и свободой, то, по большей части, благодаря героизму и жертвам новой России, граждан великого Советского Союза.

Чтобы познать истинного Гарибальди, лучший способ — чтение его «Мемуаров». В них советские люди увидят человека, идеи и чувства которого не отличаются от их собственных: любовь к родине, к своему народу, гуманность и мир. Нам, итальянцам, хорошо известны любовь и уважение, которые вызывало имя Гарибальди в России XIX в. и вызывает в Советском Союзе наших дней. И вместе с советскими читателями мы радуемся важному факту — первому комментированному изданию на русском языке в серии «Литературных памятников» мемуаров Гарибальди. Выход в свет этого издания, так скрупулезно подготовленного советскими учеными, является новым доказательством того, что традиции дружбы между народами наших стран, заложенные более века тому назад революционерами России и Италии, ныне живут и укрепляются на радость всем людям доброй воли на земле.

Стефано Канцио [3].

Я прожил бурную жизнь, в которой было и хорошее и плохое, как, наверное, у большинства людей. Я всегда стремился к добру — для себя и для себе подобных; если же мне случалось совершить нечто дурное, то это было сделано, конечно, ненамеренно. Я ненавижу тиранию и ложь и глубоко убежден, что в них главный источник всех зол и испорченности рода человеческого.