Юрий Гальперин
Воздушный казак Вердена
Товарищам по VII выпуску Энгельсской школы военных летчиков, памяти погибших друзей-авиаторов посвящает автор эту книгу
«Воздушный казак Вердена»… Вроде бы неожиданное словосочетание: Верден — маленький французский городок, вошедший в историю самой кровопролитной битвой первой мировой войны, «казак» — понятие чисто русское, а уж «воздушный казак» и того необычнее. И все же совсем не случайно так названа книга.
Россия и Франция…
…В утреннем розовато-голубом небе безмятежно плывет аэроплан с матерчатыми, просвечивающими, как у стрекозы, крыльями. На них хорошо видны большие, во всю ширину плоскости, сине-бело-красные круги, повторяющие цвета французского флага.
А внизу горят, дымят пожарища, дыбится взрывами искореженная земля. Первая мировая война… Западный фронт.
От линии фронта, разделившей противников частоколом колючей проволоки, истерзанной полосой «ничейной» земли, между изломанными линиями траншей летят в сторону Вердена четыре аэроплана с черными крестами на крыльях — немцы. Они не видят французского самолета, он выше, со стороны солнца, и может уйти незамеченным. Но нет! Одинокий пилот «кодрона» атакует вражескую четверку «альбатросов». Пулеметная очередь огненными искрами ударила по ведущему группы. Летчик видит, как метнулись к своим пулеметам немецкие стрелки. Их головной аэроплан, оставляя позади дымный шлейф и теряя высоту, уже уходит за линию своих окопов. Но трое оставшихся навалились теперь на одного француза. Увертываясь виражами, то падая на крыло, то резко взмывая вверх, отважный пилот отвечает огнем на огонь. Натягивая тросик, спускающийся с верхнего крыла, где установлен пулемет, он бьет по врагу короткими очередями. Ему слышно, как трещит прорываемое немецкими пулями, туго натянутое полотно крыльев его самолета. Гулко, словно градины, барабанит свинец по фанерной гондоле…
Кончились патроны в обойме верхнего пулемета, замолк и второй — в кабине стрелка. Но стрелок тут же хватает с пола карабин и, опустившись на колено так, будто он в пехотном окопе, кладет на борт кабины, как на бруствер, свое ружье.
— Стреляй, Поль! — забывшись, кричит по-русски летчик, каким-то невероятным маневром выскочивший прямо под брюхо вражеского аппарата. — Стреляй!..
Точно споткнувшись о невидимую преграду, немецкий аэроплан зависает на миг в воздухе, сваливается на крыло и, кувыркаясь, летит к земле…
Сломленные неистовством бесстрашного воздушного аса, немецкие летчики бесславно покидают поле боя.
Случилось это в марте 1916 года под Верденом.
Кто же был мужественным пилотом одинокого «кодрона»? Неужели русский?.. Да! Доброволец, застигнутый войной далеко от родины.
«Сержант Федоров — пилот, полный отваги и смелости, никогда не упускает случая атаковать немецкие аэропланы…» — так начинался приказ главнокомандующего французской армией маршала Жоффра о награждении военной медалью Виктора Федорова. Первый, но далеко не последний приказ, отмечающий подвиги нашего соотечественника, который стал тогда известен всей Франции как «воздушный казак Вердена».
На страницах газет и журналов в ту пору часто встречались фамилии и других русских летчиков-добровольцев. Рядом с приказами главнокомандующего об их награждении, приказами командующих армиями печатались портреты героев воздушных сражений.
Справедливо ли, что люди, прославившие в чужом краю свою Отчизну, сегодня неизвестны на Родине, а имена их забыты?..
Заслуга героев не только отвага, проявленная ими в боях. Они по праву относятся к основоположникам нового рода войск — воздушного, громко заявившего о себе именно на той, первой мировой войне. Кроме того, они достойнейшие представители первого поколения русских летчиков, да и авиаторов вообще.
В эпоху космических полетов многие позабыли, что первые аэропланы поднялись над землей всего лишь в начале нынешнего века — на памяти еще живущих рядом с нами людей. Значит, и об этой волнующей поре, позвавшей в небо наших героев, об их пути к самолету, друзьях и наставниках просто нельзя не поведать.
Позволь же, друг-читатель, пригласить тебя пройти вместе с автором его путь к этой книге, разделить вместе с ним волнение поисков, радость внезапных открытий, постичь, пусть схематично, долгую дорогу человека в небо и, может быть, даже в чем-то помочь автору, ведь найдено, узнано далеко не все…
* * *
В прошлом я летчик. Обычный военный летчик, начавший свой путь в небо на знаменитом У-2, потом пилот громаднейшего четырехмоторного воздушного корабля ТБ-3, командир прекрасного предвоенного скоростного бомбардировщика СБ. Свою летную карьеру я закончил на грозном штурмовике Ил-2. В апреле 1945 года мы, авиаторы, помогали пехоте и танкам ворваться в Берлин.
После войны медицинские комиссии снова стали строгими. Признанный ограниченно годным к летной службе, я мог бы остаться в авиации инструктором, но невозможность вместе с товарищами пересесть на новые, скоростные реактивные самолеты продиктовала решение уйти из авиации совсем, начать все сначала…
Волею случая я стал радиожурналистом. Новая работа требовала частых полетов, но теперь уже в новом качестве. Было мучительно каждый раз вновь и вновь, молча, «про себя», сопереживать с летчиком, которого я даже не видел, его взлеты и посадки, безотчетным движением «исправлять» крены самолета… Ведь любой шофер, оказавшись в машине на положении пассажира, обязательно «тормозит» вместе с водителем. Рефлекс!
Но шофер-пассажир снова сядет за руль, а я?..
Как-то, возвращаясь из Новосибирска в Москву, я попал на борт корабля, где командиром экипажа оказался мой фронтовой друг.
Вскоре после взлета он позвал меня в кабину и, указав на кресло второго пилота, сказал: — Садись, командир!
Повторять приглашение не пришлось. Второй пилот уступил мне место, я положил руки на штурвал Ил-18 и не снимал их до посадки в Свердловске. Это ничем не угрожало пассажирам: летчик оставался на командирском посту и мог вмешаться в любую секунду. Впрочем, держать самолет на курсе для пилота простое, даже нудное дело. Но для меня это был незабываемо радостный день. Хотелось запеть, как запел когда-то в первом самостоятельном полете…
И все же… «не годен». Хорошо, что все больше и больше втягивался в новое для себя дело. Суматошная, напряженная, очень оперативная работа корреспондента редакции «Последних известий» Всесоюзного радио помогла заглушить тоску по штурвалу. А тут еще приспела фантастически интересная командировка — одним из первых журналистов страны лечу на Северный полюс, чтобы рассказать о работе дрейфующей научной станции «Северный полюс-4», к Евгению Ивановичу Толстикову. Он не знал, что за эту трудную и опасную зимовку получит звание Героя Советского Союза. А я не предполагал, что после этой экспедиции напишу свою первую книгу «Полярные зори». Больше того, знакомство с полярной авиацией вскоре приведет меня к самым истокам ее зарождения — судьба подарит удивительное открытие. И я вновь послужу авиации — своей первой любви.