с ними она чувствовала себя гораздо уютнее, чем с «драной интеллигенцией».
Сестра сдружилась с одним студентом – розовощеким толстяком Артемом – и частенько приводила его после уроков к нам на обед. Он приходил из училища, одетый в грубую спецовку, но при этом на нем всегда был какой-нибудь пестрый галстук яркой расцветки. Сегодня, в эпоху постмодерна, я бы сказал, что это необычайно стильно, но тогда подобный оксюморон в одежде казался мне вопиющей безвкусицей.
Однажды Вика назначила Артему встречу у нас дома, а сама задержалась. Он пришел раньше и, снимая тулуп, загадочно вытащил из внутреннего кармана свернутый в трубку журнал. Пройдя в комнату, развернул его и, положив на стол, сказал заговорщицки:
– Ну-ка, Ромик, зацени…
На обложке издания с фотографией блондинки в шелковом белье было размашисто написано – SEX. А внутри… ой, мама, что скрывалось внутри! Журнал был полон изображений, что в десятки раз превосходили самые смелые фантазии и самые горячие сновидения тинэйджеров. Широко распахнув глаза, со страниц глядели всякие Конни, Лили, Кейти и Сюзи – одни красовались в первозданной наготе, другие же вроде как прикрывались тряпочками, но все равно оставались предельно обнаженными. Я впервые в жизни разглядывал порнографический журнал, и нетрудно догадаться, какое неизгладимое впечатление он на меня произвел.
На этом журнале Артем планировал зарабатывать хорошие деньги: он собирался переснимать фотографии красоток, делая из них уменьшенные черно-белые изображения и изготавливая колоды эротических игральных карт, а потом продавать любителям «клубнички». Так как в советское время подобной продукции в магазинах не было по определению, то любителей могло набраться более чем достаточно.
Артем нуждался в помощнике, который занимался бы распространением фотографий и карт, и он предложил Вике стать партнером по бизнесу. Сестра водила знакомство с необъятной кучей парней и мужиков, и их вполне могло заинтересовать подобное «искусство», поэтому она, не раздумывая, приняла предложение Артема.
Дело закипело. Вскоре половина учеников в «фазанке» стали счастливыми обладателями этих чаровниц: одни покупали Конни, другие западали на Сюзи, а особо состоятельные сметали оптом весь «гарем». Карты пользовались большой популярностью у заключенных, что когда-то на свободе пересекались с Викой. А ведь еще оставались бывшие одноклассники, собутыльники, друзья друзей – сестра ни про кого не забывала, всем предлагала кое-что интересное.
Какое-то время журнальчик был неиссякаемым источником денежных поступлений, а прибыль, наверное, в десятки раз превосходила расходы на изготовление кустарных фотографий. Сами посудите, снимок средних размеров стоил пятьдесят копеек, а за большое глянцевое фото просили от рубля до трех – в зависимости от того, сколько мяса на нем можно было увидеть. Карты же Артем продавал не меньше чем по десять рублей за колоду и каждый раз ворчал, что грабит самого себя, отдавая за бесценок произведение искусства.
Возможно, не было бы конца столь прибыльному бизнесу, кабы в один прекрасный день отец не обнаружил кипу готовой продукции в морозилке неисправного холодильника, что стоял у сестры в комнате. Папаня ничего не сказал Вике о своей находке, а на следующий день во время званого обеда (он отмечал день рождения) вынес снимки и давай метать их перед гостями!
– Нет, вы только подумайте, что за идиотка у меня младшая дочь! – возмущенно говорил именинник, передавая по кругу озорные картинки. – Это ж надо – держать дома такую гадость! Подсудное ведь дело – она что же, хочет меня под монастырь подвести?
Отец не замечал, что его сослуживицы, приличные женщины в возрасте, от стыда готовы залезть под стол, и все изливал, изливал свою ярость. Наконец прилюдно изорвал все фотографии на мелкие кусочки, чтобы нормальные люди, чего доброго, не решили, что он у себя в доме поощряет хранение порнографии.
Когда Артем узнал о случившемся, он был взбешен и прекратил с Викой всяческие отношения – и деловые, и дружеские. Кажется, потребовал, чтобы сестра возместила ему издержки, связанные с изготовлением снимков, но как там уладился конфликт, я уже, честно говоря, не помню.
Богемная тусовка
Родители тихо надеялись, что в училище Вика будет относиться к учебе более сознательно, нежели в школе: как-никак профессию получает, разве тут можно халтурить? Однако рвение, которое она проявляла на первых порах, мало-помолу улетучилось. Ее одолела скука, и душа вновь возжелала свободы. Как раз кстати у Вики завязались романтические отношения с сорокалетним ловеласом, так что ей стало совсем не до учебы.
Дело было так. Однажды вечером сестра ехала в автобусе на заднем сидении – вся такая миловидная, с модной прической, в новом кожаном плаще и золотыми «гвоздиками» в ушах. К ней подсел импозантный седеющий мужчина и сказал с подкупающей простотой:
– Девушка, а не выпить ли нам за знакомство по коньячку?
– Не боитесь, что из автобуса выгонят за распитие? – усмехнулась сестра.
Тот расхохотался и доверительно положил руку ей на колено.
– Вообще-то я имел в виду какой-нибудь ресторанчик, – сказал он, – но мне нравится ход ваших мыслей, вы интересная девушка. Кстати, меня зовут Юрий. Я профессиональный художник.
Так они начали встречаться и общаться – артист и сантехник. Он жил практически напротив нас, в трехэтажном богемном доме, откуда периодически доносились вокальные трели и фортепианные звуки сонат. Юрий поражал сестру своими картинами, висевшими на стенах мастерской: все какие-то пейзажи, портреты да «голые девахи»; регулярно выгуливал ее в кафе и делал пустячные подарочки. Однажды дал на время поносить вельветовые штаны своей дочери – та как раз уехала с матерью в санаторий, – но строго-настрого наказал вернуть к определенной дате.
Как раз к этой дате (прямо накануне сессии) сестра загремела в больницу с сифилисом: одного из ее бывших дружков подвергли принудительному лечению и велели составить список всех партнеров за энное количество времени. Первой в этом списке оказалась моя сестра.
В больнице Вике несказанно нравилось: она частенько звонила домой, со смехом рассказывала о девчонках в палате – какие они все веселые, остроумные и заботливые. Вот такое общество, мол, ей по душе – она бы здесь хоть полжизни провела, так ей с ними, с подружками, хорошо.
Конечно, Вика провалялась на казенных простынях не полжизни, но почти месяц точно – когда же выписалась, узнала сразу две новости. Во-первых, горе-студентку отчислили из училища за несданную сессию, и тут уже отец ничего не мог сделать для ее спасения. А во-вторых, скоропостижно скончался от инфаркта Викин романтичный художник.
Ни одна новость не вызвала у сестры особых эмоций – правда, она была ужасно довольна, что теперь не нужно возвращать вельветовые штаны. Вот ведь как удачно все обернулось, радовалась Вика и в память о Юрии таскала брюки, пока те не протерлись до дыр…
Забросив учебу, сестра с головой погрузилась в бродяжничество и теперь уже покидала отчий
