водительского сиденья в попытке встать на одно колено, уставился на меня, как влюбленный Квазимодо, и предложил выйти за него замуж.
Эта информация должна была повлиять на родителей и вынудить их принять мое решение, но почему-то не повлияла.
– Разворачивай этот драндулет! – взревел отец теперь уже на мать, стреляя словами, как из пулемета. – Если мы сейчас приедем в «Дон Пабло», я не знаю, что сделаю!
Наверное, для начала он убил бы самого Дона Пабло – просто чтобы дать выход чувствам.
Мама развернула машину.
После такого нам троим не очень-то хотелось есть, но мы все равно пошли в ресторан. «Дон Пабло» располагался в большой переоборудованной фабрике, поэтому смутно напоминал ночной клуб, и у людей, приходивших туда, складывалось совершенно ложное представление о Мексике. Искусственный кактус в углу беспомощно тянул вверх свои хилые ручки – будто и его мой отец держал на прицеле пушки. Матушка еще не дошла до того состояния, в котором коктейль «Маргарита» кажется ей универсальным лекарством от стресса и невзгод, поэтому выпила так много мексиканского чая со льдом, что к тому моменту, как нам принесли еду, превратилась в ходячий маракас. Джейсон в ужасе пялился на свою фахиту с говядиной, которая еще совсем недавно скакала по равнинам Запада, прекрасна и горда.
* * *
Позже, когда мы вернулись домой, отец надел свои самые прозрачные боксеры, чтобы показать нам, как он зол. И налил себе ирландский сливочный ликер «Бейлис» в крошечный хрустальный бокальчик, чтобы мы поняли, что у него разбито сердце.
Не могу не упомянуть о том, какими крошечными глоточками он его цедил! Отец напоминал гигантского домового, пьющего капли росы. Он собирал губы в куриную попку и с громким «с-с-с-сюп» вбирал в рот самую маленькую капельку «Бейлиса», какую только можно себе представить. Слава Богу, Грэг Локвуд никогда не был пьяницей, хотя на своем собственном мальчишнике наклюкался так, что на следующий день чуть не заснул, стоя у алтаря в своей матросской форме, прямо посреди церемонии венчания. Возможно, это стало для него уроком.
Я вовсе не пытаюсь преуменьшить его шок. Он сразу понял то, что до меня тогда еще не дошло: я собиралась сбежать из дома. Я никогда не проявляла особого интереса к драме, так что мне лишь предстояло узнать, что я сама стала ее участницей: что вскоре я увижу стремительное развитие сюжета, несколько неожиданных поворотов и наконец кульминацию. Что будет конфликт, и месть, и развязка. И самое главное – я пойму, что я и есть та сила, которая толкает действие вперед. Это не пейзаж проносился мимо, это я неслась вперед, не разбирая дороги.
Джейсон поднялся по главной лестнице – решил с ним поговорить. Отца он нашел сидящим в тишине, практически голышом, в окружении разобранного оружия – тот напоминал немного спятившего боевика. Все это произошло как раз в разгар папиного увлечения оружием, когда он заставлял всю семью ходить в тир и соревноваться друг с дружкой в меткости. И всякий раз, когда он сталкивался с неприятными ему людьми, он принимался демонстративно чистить оружие у них на глазах. Одна часть меня находила эту привычку просто ужасной, но другая уважала его склонность к возвышенному драматизму. Если хочешь отпугнуть какого-то слизняка из интернета, который пытается моногамно покуситься на твою дочь, что может быть лучше, чем заманить его в свою комнату и собрать у него под носом смертоносный пазл?
– Твой отец явно переборщил с ликером, – шепнул мне Джейсон, когда вернулся назад. – И ликер очевидно ударил ему в голову. Как думаешь, он не попытается меня пристрелить?
– А ты случайно не упоминал при нем, что ты пацифист, интеллигент или что тебе нравится абстрактное искусство?
– Хм-м-м-м… Вроде бы нет.
Какое вкусное у него получилось «хм-м» – как будто он смаковал сам акт размышления и находил его просто восхитительным. Плохой знак. Если он и перед отцом выкидывал такие вот «хм-м», тот, скорее всего, уже передергивает затвор. Мы решили смыться этой же ночью – так, чисто на всякий случай.
Мы уже возвращались к монастырю рука об руку, когда солнце начало подрумянивать закатные облака.
– О боже, – вздрогнул Джейсон, увидев нашу реку, – выглядит так, будто именно здесь изобрели грязь.
– Если присмотреться, можно разглядеть трехглазых рыбок, – кивнула я. Если к шестидесяти у меня в голове образуется опухоль, мы оба будем знать, почему. Жизнь в окружении прекрасного пейзажа – такая же роскошь, как полки, забитые книгами, уроки музыки и поездки в музеи по выходным. Это бескрайние зеленые лужайки банкнот.
Солнце далеко на западе напоминало зловещую жемчужину. Лысоватый хилый лесок, окружавший монастырь, до крови расчесал небо своими корявыми ветками. Мой пейзаж тоже был ничего – но от такой красоты обычно рождаются мутанты. Мне снова вспомнились слова сестры: «Да это у нас не все дома. Если парня назвали Джейсон, он скорее всего в полном порядке».
Он насвистывал что-то, и свист у него получался объемным и тягучим – как пение скрипки. Глубина и простор жили в Джейсоне, как во мне жил мой монастырь. Перед его взглядом будто простирались далекие дали. Он посмотрел на тупые квадратные тела нефтяных цистерн и снова повернулся ко мне:
– Они похожи на холмы.
– Ты действительно решила уехать? – спросила мама. Машина была уже забита под завязку, а отца все не было. Мама протянула руку в окно пассажирского сидения и сунула мне в руку деньги. Насколько я понимаю, моя мать принадлежит к числу тех женщин, которые всегда пытаются всучить тебе денежку. Окончательность и бесповоротность моего решения, похоже, в конце концов перетянули ее на мою сторону.
Я сказала ей, что да, действительно. Как же хорошо у меня выходят концовки, подумала тогда я. Всякий раз удается как-нибудь эдак закрутить – хитро и неожиданно. Годные концовки выскакивали из-под кончика моего карандаша, как букеты – из рукава фокусника. Чистая магия! Шелк, дым и зеркала. Ни одна из них не была выстраданной.
– Пожалуйста, будь осторожна, – сказала мама, и уголки ее рта опустились вниз, прямо как у клоуна, известного на весь мир способностью превращать свое лицо в маску человеческой трагедии. Матушка знала обо мне все самое важное. Что я предпочитаю есть маленькой столовой ложкой, а не обычной. Что я мастерски нахожу всякие вещицы на улице, потому что всегда хожу, приклеившись взглядом к земле под ногами. Что я хотела стать волшебницей, жить в скорлупе и играть на золотой арфе. Что я построила у себя в голове дом где-то
