Срочное погружение в устье Кольского залива диктовалось суровой необходимостью: здесь часто дежурили вражеские подводные лодки.
Всплыли мы далеко от наших берегов, в надводном положении продвинулись еще на север, потом повернули на запад и наконец на юг. Этот большой крюк тоже вызывался соображениями безопасности: мы оставляли в стороне позиции вражеских подводных лодок и обильные минные заграждения, выставленные противником вдоль своих прибрежных коммуникаций. Только к исходу вторых суток плавания мы достигли кромки минного поля, прикрывающего подходы к норвежскому берегу. Здесь мы и должны были "охотиться".
Полярная ночь способствовала скрытности нашего перехода. Однако темнота, продолжающаяся в это время года на Севере более двадцати часов в сутки, и мешала нам: усложняла поиск противника, увеличивала опасность столкновения с плавающими минами. Зима - трудное время для подводников.
Жизнь в походе быстро вошла в размеренное русло. Экипаж разделился на три боевые смены: одна находится на вахте, остальные отдыхают.
В боевом походе на мостик поднимаются только командир, вахтенные офицеры и сигнальщики. Остальные все время внизу. Мы за все плавание не увидим ни моря, ни солнца, ни звезд. Знаем только свой отсек с его низким сводчатым потолком, холодным светом электрических ламп и неизбежной духотой.
В короткие часы, когда лодка всплывает в надводное положение, деление на боевые смены нарушается. Работы хватает всем. Мотористы и электрики обеспечивают движение лодки и ведут зарядку аккумуляторной батареи. Трюмные машинисты спешат пополнить запасы воздуха высокого давления, осушить трюмы и провентилировать отсеки. Радисты, оседлав головы наушниками, вслушиваются в эфир - не прозевать депеш из штаба. Кок спешит приготовить пищу, а также вынести из камбуза мусор, которого за сутки накапливается уйма. Исстрадавшиеся курильщики нещадно дымят махоркой в центральном посту: курить разрешается только здесь и только тогда, когда лодка всплывает на поверхность.
К концу зарядки штурман в последний раз определяет место лодки. И снова ревун срочного погружения, продолжается наша подводная жизнь.
Но отдыхать никто не уходит. Покинув район зарядки, лодка форсирует минное поле. Объявляется готовность номер один. Все находятся на боевых постах. Это самые томительные часы. Люди устали. Тишина, духота и монотонное гудение гребных электромоторов угнетают и убаюкивают. Обопрется матрос плечом на что-нибудь и спит. Ребята засыпают мгновенно, подчас в самых неудобных позах. Тормошу их, ругаю. Очнется парень, засуетится, а через- минуту взглянешь на него - опять дремлет. Я все эти три с половиной часа, пока лодка форсирует минное поле, ни разу не присаживаюсь. У меня уже прием выработался: стою на одной ноге. Так никогда не уснешь. Нога, на которой стоишь, быстро устает, приходится менять ее. Вот и прогоняешь сон.
Часы форсирования минного поля - самые тяжелые в круговороте вахт и различных готовностей, следующих беспрерывно в течение всего похода.
Но вот минное поле пройдено. Лодка всплывает на перископную глубину. Объявляется готовность номер два. На вахту заступает очередная смена. Свободные идут отдыхать.
Под водой лодка находится долго, пока хватает энергии аккумуляторов и воздуха для дыхания людей. В это время моряки, не занятые на вахте, или опят, или читают, или играют в шахматы - игру, наиболее подходящую в тишине отсеков. Домино - "морской козел" - в походе не пользуется успехом: весь его смак - в громоподобном стуке костяшек о стол, а в подводном положении всякий шум строжайше запрещен.
В соседнем с нами дизельном отсеке полумрак и густой едкий туман от испарений машинного масла. Когда лодка под водой, этот отсек превращается в сушилку - на горячих еще дизелях развешана мокрая одежда верхней вахты.
Зато в нашем, электромоторном отсеке ярко горит свет, тепло и уютно. Сюда тянутся все - почитать, поболтать, а то и просто подремать в тепле. Сигнальщики, оставив в дизельном отсеке промокшую одежду, в одних тельняшках расстегиваются прямо на палубе и, блаженно покряхтывая, наслаждаются теплом.
Уют шестого отсека действует как магнит. Когда лодка идет в подводном положении, здесь людно, слышны шутки, всякая "морская травля", обсуждаются планы на будущее. Это если не клуб, то по крайней мере красный уголок лодки.
Недаром в соседнем, седьмом отсеке, где совершенно другой "климат", матрос-вахтенный, одетый в полушубок и малахай с опущенными ушами, устраивается поближе к переборочной двери и с вожделением заглядывает к нам в щелку. Койки седьмого отсека почти всегда пустуют: спать на жесткой, но теплой палубе матросам нравится больше, чем на мягком, но насквозь промерзшем матраце.
Люди сильно изменились внешне. Отправлялись в плавание чистые, побритые. Теперь же из-за ограниченных запасов пресной воды умывание стало роскошью. К тому же, когда стирается всякое понятие о дне и ночи, когда и спать-то приходится урывками, подчас не больше тридцати - сорока минут, бывает не до умывания. Протрешь лицо и руки ветошью - и скорее на боевой пост. Кое у кого лицо, шея и руки покрылись темным налетом - "подводным загаром". Стали отрастать бороды и усы. Электрик Ануфрий Мозольков поглаживает густые бакенбарды ("как у Айвазовского").
Нарушился привычный распорядок дня. Горячую пищу теперь можно готовить только во время зарядки батареи, когда много избыточной энергии (плита согревается электричеством). А море редко бывает спокойным. Поэтому те матросы, которые еще не привыкли к качке, не берутся за ложки, пока лодка не погрузится. За еду они принимаются только в тишине подводного плавания.
В условиях полярной ночи мы всплываем на поверхность в разное время суток, поэтому нередко обедаем в конце ночи, а ужинаем в полдень. Правда, на камбузе всегда есть какая-нибудь еда и горячий чай.
Много хлопот нам с аккумуляторной батареей. Она сильно "газует" - выделяет водород. Установили дополнительно приборы окисления водорода, но количество его не убывает. Концентрация газа достигает взрывоопасной. Электрики Тихонов и Мозольков почти не вылезают из аккумуляторных ям, следят за всеми приборами: малейшая искра грозит взрывом.
Сутки проходят за сутками, а море пустынно. Ни один корабль противника не показывается в нашем районе.
Так и протекало все наше плавание. Тихо, без особенных событий. Хотя нет, было два случая, чуть не закончившихся бедой.
Однажды, "загоняя" лодку под воду, трюмные создали такой дифферент на нос, что почти все подводники попадали с ног. В нашем отсеке вахтенные Аркадий
Комков и Иван Козлов скатились к носовой переборке и тщетно пытались добраться до ходовых станций. А дифферент все увеличивался. Я чудом удержался, ухватившись за рукоятки рубильников. Распоряжений из центрального поста не поступало. На свой страх и риск произвожу переключения и даю полный назад сначала одним, а затем и вторым электромотором.
