Осень 1943 года была тяжелой для североморских подводников. На наших глазах ушла в море "Щ-403" и не вернулась. Почти одновременно с ней погибла "К-1". Чуть позже стало известно о гибели гвардейских "малюток" - "М-172" и "М-174".
Да, недешево даются победы!
Скоро мы на собственном опыте убедились, что на войне надо быть готовым ко всему.
Нам приказали перейти в небольшую губу (бухту) неподалеку от Полярного. Здесь мы стали на якорь. Утром 12 октября, как обычно, проводили тренировки у механизмов. В девять часов объявили перерыв. Все свободные от вахты поднялись наверх. Курили, обсуждали сводку Совинформбюро, принятую радистами, радовались успешному продвижению наших войск.
Я прошел в ограждение рубки, чтобы проверить герметические штепсели. И в это время забухали орудия зенитной батареи, расположенной на берегу губы. Раздалась громкая команда вахтенного офицера:
- Артиллерийская тревога!
Слышу на мостике топот многих ног. Все, кроме артиллерийского расчета, кинулись вниз. Сейчас такая толкучка на мостике, что лучше переждать. Стою в надстройке, прислушиваюсь. Пронзительно ударила наша сорокопятка. И тут вдруг грохнул взрыв. Подбросило лодку, обрушило на нее тонны воды. Грязные струи через отверстия в надстройке хлынули на меня. А я опасаюсь выходить из ограждения рубки: слышу, как по обшивке барабанят не то осколки, не то пули.
Новый удар так накренил лодку, что я чуть не вылетел в открывшуюся дверцу. Выбрался на барбет - узкую площадку вокруг ограждения рубки. И тут увидел пикирующий на лодку самолет с крестами и черную каплю, оторвавшуюся от его крыла. Истошно воя, бомба упала недалеко за кормой и подняла высокий черный столб воды и ила. Лодку страшно тряхнуло, и я избежал падения за борт только потому, что крепко ухватился за скоб-трап.
Наступившее после взрыва затишье позволило мне осмотреться. Первое, что я увидел, - это корабельный флаг, лежавший на мокрой палубе. Вид его взволновал меня. Фашисты еще подумают, что мы перед ними свой флаг спустили! Подбегаю, подхватываю влажное полотнище и карабкаюсь на мостик. Там закрепляю флаг одним концом к тросу антенны, другим - к поручню.
Занятый этим делом, я сначала не заметил, что на мостике никого нет. Потом спохватился, кинулся к люку. А он закрыт, только вращается верхний маховик: командир задраивает крышку.
В этот момент с шумом и водяной пылью вырвался воздух из клапанов вентиляции балластных цистерн, и корабль стал оседать в воду. Впервые в жизни мне довелось наблюдать, как погружается собственная лодка.
Убрав под козырек мостика ящик от прицела зенитки и полушубок, оставленные впопыхах матросами, снимаю с себя ватник и взбираюсь на сигнальную площадку, надеясь закрыть перископы и тем самым напомнить о моем существовании. Но оба перископа опущены. А мостик уже проваливается под воду. Натянув пониже на лоб фуражку, отталкиваюсь посильнее от мостика, чтобы не закрутило водоворотом.
Тут я и испытал, до чего же холодна вода в Кольском заливе! Зубы выбивают дробь, мышцы сводит судорогами. Надо двигаться, плыть. Но куда? На пустынный берег? Там сразу замерзну. Решил плыть к подводной лодке "Л-22", которая стояла поодаль в бухте: там хоть люди живые, помогут...
Послышалось завывание авиационных моторов. Из-за сопки вылетели два "фокке-вульфа", низко пролетели над местом погружения лодки. Видимо, хотели убедиться в результатах своего налета.
Я плыву. Стучат от холода зубы, рта не закрыть. Беспрерывно выплевываю соленую воду с примесью соляра (он разлился по поверхности моря, по-видимому, из поврежденных цистерн нашей лодки). Далеко отплыть не успел. Услышал шипение и плеск. Из воды показался сначала нос лодки (вот это дифферент!), потом рубка. Наконец выровнялась лодка. На мостике показались люди. Подплыв ближе, разглядел командира Никифорова, штурмана Кабанова и сигнальщика Дмитрия, Еремина. Смотрят на меня удивленно. До этого, похоже, моего отсутствия никто и не заметил.
Чем ближе к лодке, тем толще слой соляра. Задыхаюсь. Наверное, теперь насквозь пропитаюсь им, и в животе будет сплошной керосин.
Мокрая одежда тянет вниз, холод сковывает движения. С великими усилиями подплыл к борту, ухватился за край шпигата - выреза в обшивке легкого корпуса. С мостика спустился Еремин и, схватив за руки, вытащил на палубу. На воздухе еще холоднее, чем в воде. Спешу вниз. В центральном посту тьма. Ощупью добираюсь до щитка аварийного освещения и включаю рубильник. Загорелись тусклые лампочки. В их свете открылась безотрадная картина. В четвертом отсеке все койки сорваны с креплений и лежат кучей. В дизельном отсеке листы настила палубы встали дыбом. С трудом пробираюсь по этой полосе препятствий, хочу открыть дверь в свой шестой отсек, но она только немного подалась, а дальше никак. Оказывается, по ту сторону двери лежит груда кожухов, слетевших с рубильников ходовых станций. Кое-как протискиваюсь в щель.
В отсеке один Анатолий Панцов. Всю бомбежку он пробыл тут, не зная, что происходит наверху.
Запасливые мотористы притащили мне сухие штаны и рубаху. На ноги надеваю резиновые сапоги из химического комплекта. Прибежал фельдшер Сотников со стаканом неразведенного спирта. Предложил растереться им, но друзья сказали, что полезнее принять внутрь. Меня уложили, закутали в два полушубка. Но тут приказали готовить корабль к переходу в базу. Мы принялись проверять электрооборудование. От бомбежки сильно пострадала аккумуляторная батарея, особенно группа, расположенная в четвертом отсеке. От сотрясения лопнули эбонитовые баки элементов. Электролит из них вытек и смешался с соляром, который просачивался из треснувшей топливной цистерны и уже наполовину затопил аккумуляторную яму. В отсеке удушливо пахло серной кислотой.
Выбыли из строя все электроизмерительные приборы.
Заклинило оба центробежных насоса охлаждения дизелей, и из-за этого невозможно было пустить двигатели.
Вспучило щит ходовой станции правого гребного электромотора, ослабли на нем крепления шин и кабелей.
На правом гребном электромоторе оборвало анкерные болты, скрепляющие станину.
И все же после исправления отдельных повреждений мы снялись с якоря и под электромоторами, управляемыми вслепую (без приборов), перешли в Полярное.
Мое вынужденное купание продолжалось минут двадцать...
Так что же произошло в то утро?
Когда я был в надстройке, над бухтой появились четыре вражеских самолета. Один за другим они пикировали на лодку, сбрасывая двухсотпятидесятикилограммовые бомбы и ведя огонь из пушек и пулеметов. Не желая рисковать, командир решил погрузиться. Люди поспешно покидали мостик. Впопыхах кое-кто получил серьезные ушибы. После взрыва первой бомбы в отсеках погас свет. Мерцали только огоньки ручных фонариков. Никаких распоряжений из центрального поста не поступало, это еще больше нервировало людей.
