О. Но ведь это связано с большим риском.
Б. Мы сделаем все, чтоб свести этот риск до минимума. При условии, конечно, что вы тоже будете соблюдать конспирацию и точно выполнять наши советы и рекомендации.
О. А вдруг вы поставите меня под удар?
Б. Нет, компаньеро Олтман, мы не подводим своих друзей.
О. О’кей. Чем я могу быть полезен вам?
Б. Вы располагаете хорошими возможностями, но не здесь, а в Штатах. Там ваша помощь будет особенно ценна для России.
О. Ну что ж… Если в трудное для вашей страны время я могу чем-то ей помочь, то… я готов.
Б. Спасибо, компаньеро Олтман. Будем вместе бороться за ее благополучие, но только с разных точек земного шара.
О. Это как понимать?
Б. Очень просто: вы с территории Америки, а я — с позиций Европы. Встречаться в Испании мы больше не будем. Мы продолжим работу с вами в Штатах.
О. Но я очень хотел бы сохранить возможность встреч именно с вами.
Б. Это невозможно. Ничего не поделаешь, компаньеро Олтман, у разведки есть свои законы, и в профессии разведчика, как и во всех других, есть тоже свой кодекс поведения. В соответствии с ним с этого дня я обязан обеспечить вашу безопасность и ни в коем случае не ставить вас под удар. Даже не столько здесь, сколько там, куда вы вернетесь. Ну а в Нью-Йорке вас найдет наш человек. Запомните пароль: «Вам привет от Брауна». Ваш ответ: «Он по-прежнему живет в Зальцбурге?» Ответ: «Нет, сейчас он живет в Гамбурге». После этого вы можете доверять этому человеку. Второй вариант связи — возможное получение вами открытки, в тексте которой должна быть условная фраза: «По делам вашим воздастся вам».
О. Сколько человек будут знать о моем сотрудничестве с советской разведкой?
Б. Здесь вы будете иметь дело только со мною. Кроме меня вас будут знать два-три человека в Центре.
О. Что я должен сделать для России, когда вернусь в Америку?
Б. Пока ничего. Продолжайте как ни в чем не бывало поддерживать дружеские контакты с теми американцами, которые находились вместе в вами в Испании в составе Интернациональной бригады. Особенно с теми, кто будет иметь доступ к военной и экономической информации. У нас, разведчиков, есть хороший девиз: «Плох тот разведчик, который не приобретает для своей страны новых друзей». Неплохо было бы, если бы и вы придерживались этого девиза. Должен заметить, что, как это ни покажется странным, работа наша по сути своей глубоко нравственна и гуманна, ибо от нас вместе будет тоже зависеть — станет ли этот неспокойный мир нашей могилой или Садом всеобщей любви.
Из рапорта Брауна о состоявшейся вербовке
..Давая согласие на сотрудничество с советской разведкой, Луис прекрасно понимал, на что он идет. Уверен, что им двигала не любовь к приключениям, а политические убеждения, верность социалистическим идеалам, делу мировой революции. Уважая такие ценности, как свобода, демократия и мир, он решил посвятить этому всю свою жизнь, внести лепту в построение справедливого общества для всех народов, живущих на Земле…
Этот рапорт был подготовлен Брауном — Орловым за два дня до той роковой шифротелеграммы, после которой он навсегда исчез из Барселоны. Через неделю ее покинул и Олтман — Коэн.
* * *
Продолжая знакомиться с материалами дела № 13 676, генерал Фитин задержал взгляд на последней шифровке, которая по каким-то причинам не докладывалась ему. В ней сообщалось:
В качестве возможного источника нашей секции[31] Луисом рекомендована его жена Леонтина Тереза Пэтке, 1913 года рождения, полячка, родилась в городе Адамс штата Массачусетс. Трудовую деятельность начала с 14 лет. Была детской няней, домработницей, официанткой. В 1927 году вместе с родителями переехала на жительство в Нью-Йорк. В 1935 году вступила в Компартию США. В настоящее время работает на авиационном заводе, где разрабатывается вооружение боевых самолетов.
Луис познакомился с Пэтке в 1937 году, во время одного из митингов в поддержку Испанской Республики…
«Любовь и политика — вещи малосовместимые», — подумал Фитин и стал читать дальше. Вскоре он убедился, что в этом случае все получилось иначе: именно романтический порыв послужил импульсом их знакомства. Леонтину и Луиса объединяло сострадание к испанскому народу, защита добра и справедливости.
«Как и Луис, она тоже хотела записаться в те годы в Интернациональную бригаду имени Авраама Линкольна, но руководители нью-йоркского филиала Компартии США убедили ее в необходимости остаться для работы в Америке», — сообщалось далее в документе из резидентуры.
Прочитав шифровку дважды, Фитин отложил дело на край стола и позвонил Квасникову. Квасников, войдя в кабинет Фитина, увидел на столе личное дело агента. «Генерал, очевидно, засомневался в Луисе», — подумал он.
Но его предположения не оправдались.
— Леонид Романович, — прищурив глаза, начал Фитин. — Почему последняя шифровка с предложением Луиса о возможной вербовке супруги оказалась подшитой в деле без какого-либо ответа? Сколько можно говорить, чтобы неисполненные документы не приобщались к делам?..
— Виноват, товарищ генерал, но мы докладывали ее вашему заместителю Мельникову. Однако он почему-то не наложил никакой резолюции… А вы в то время находились, если не ошибаюсь, в Австрии.
— Да, в Австрии, но надо было подождать моего возвращения и передоложить мне… А вы этого не сделали. Нет, так дело не пойдет. Если вы, как и мой зам, считаете, что женщина не может стать хорошей разведчицей, то наберитесь мужества так и ответить резидентуре. Я понимаю, Луис задал всем нелегкую задачку, но надо решать ее, а не оставлять без ответа. Да, разведка — чрезвычайно опасное занятие. Я готов согласиться с бытующим в разведке мнением, что по своей природе женщина не может быть хорошим тайным агентом. Она больше, чем мужчина, подвержена различным эмоциям. Больше привлекает к себе внимания окружающих… Может даже влюбиться в интересующего разведку человека, дать волю своим чувствам при сближении с ним и выдать доверенные ей секреты. И, между прочим, я не склонен осуждать женщину за это.
Нервное напряжение, в котором постоянно находится женщина-агент, настолько сильно, что она начинает испытывать непреодолимое желание довериться кому-нибудь, поискать сочувствия…
— Не только женщина. Агент-мужчина испытывает те же чувства, — вставил Квасников. — Особенно когда он действует в одиночку или находится на нелегальном положении…