А еще в ту трудную пору, впрочем как и всегда, гостеприимно ждал нас к себе неизменно приветливый, нарядный, щедрый на ласку друг - Измайловский лесопарк, неподалеку от которого мы жили. Многими, очень многими жаркими летними днями, возвращаясь из центра города утомленными духотой и хлопотами, направлялись мы не домой, а в лесопарк, уходили в чащу прохладной пахучей зелени, бросались на траву и... засыпали. Живительный, целебный сон... Он быстро восстанавливал силы, бодрил, а значит, вселял уверенность, поднимал настроение.
И вот тяжелое время, казалось, осталось в прошлом. А может быть, нам хотелось, чтобы это было так? Безбурно миновало чуть более года. Московское радио жило-поживало и вещало стараниями русско-еврейского штата.
...Это произошло зимним днем, который я не могу по устоявшемуся словосочетанию назвать прекрасным. 12 декабря 1957 г. в Московском радиокомитете был учинен еврейский погром. Не отличаясь, наверно, от иных еврейских погромов, и этот разразился внезапно. Деловито и невозмутимо глава Радиокомитета объявил об увольнении всего штата, вплоть до бухгалтера и уборщицы, в связи с ликвидацией руководимой им организации. Чтобы ни у кого не возникло сомнения в реальности происходящего, каждому из нас вручили оформленный с учетом всех требований закона приказ, который гласил: Московского радио в теперешнем его виде больше не существует.
Как, прекратить радиовещание на Москву и область?!
Нет, не умолкло Московское радио. Этим же днем, на прежних волнах, в привычное время люди услышали на одной волне: «Передаем московские известия!», на другой: «Слушайте московские областные известия!». Всё как всегда. Так, незаметно для радиослушателей заявила о своем появлении Главная редакция радиовещания на Москву и Московскую область. «Тот же Микитка, только новая свитка». Это относится к адресу «воскресшей» радиовещательной организации: теперь она размещалась в доме Всесоюзного радио на Пятницкой улице. Но за столами редакции сидели... «Ба! знакомые все лица!» - в прежнем составе православная часть сотрудников ликвидированного Комитета по радиовещанию на Москву и область... В день «ликвидации» их вместе со всеми «уволили» и тем же днем втихомолку зачислили в штат «нового» учреждения, которое отличалось от прежнего одним только названием... И никакого чуда, никаких хлопот: сменили вывеску и под этим предлогом разом и просто избавились от всех евреев. Ай, молодцы!.. Ловко все обстряпали! Интересно, под верхней одеждой носили горкомовцы черные рубашки со свастикой?.. Это тайна. Но одно явно и не требует пояснений: нагло бесчинствуя, горком партии жирными яркими мазками рисовал свой истинно интернациональный портрет. Без ведома «сверху»? Ой, сомневаюсь: ведь 1953 год был рядом, рукой подать... А он не был порождением всего лишь ячейки компартии - Московского горкома! Вдохновителем и организатором «дела врачей», «космополитов» и прочего был сам мозговой центр компартии — ее Центральный комитет!.. Хозяин страны!
...Возмущенные, оскорбленные бесстыдным обманом - «фокусом» с ликвидацией, — мы, уволенные журналисты, обратились в суд. Но горком не зря почти полтора года готовился к погрому: попирая свои обязанности и наши права, судья отказался принять у нас исковые заявления. На наши возражения пригрозил вызвать милицию и привлечь нас к ответственности за... хулиганство!.. Так он квалифицировал нашу вежливую настойчивость...
Послать заявления почтой? Пустая затея, когда имеешь дело с произволом. Уповать на заступничество прессы? Не так уж много было печатных органов, которые могли, а главное - захотели бы нас защитить. В создавшейся ситуации, скорее всего, и их соответственно «обработали»...
По профессиональной привычке соображали мы быстро. Без иллюзий оценили свое положение. Констатировали: неравная борьба бесперспективна. Мы отступили... Куда?.. Кто куда. Двое оформили пенсию, другие надеялись на случайные журналистские заработки. Один вскоре сумел уехать в Израиль. Из семи уволенных евреев пятеро остались без работы за последние четыре года второй раз: двое - из восстановленных вместе со мной, двое - из бывших репортеров Всесоюзного радио, «сосланных» в Московское в 1953 г., один - от которого «очистили» в том же, 1953 г. Московский горком партии. Я не называю фамилии. Что толку? Важна их принадлежность национальная. И могли они носить иные имена.
А я?.. Я была просто вышвырнута на улицу, оставаясь по-прежнему единственным трудоспособным человеком в семье. Недаром на Руси издавна существует пословица: «Закон - что дышло, куда повернешь - туда и вышло».
Несмотря на разные там революции, мои единоплеменники, когда им это удобно, свято блюдут старые традиции и следуют наказам народной мудрости. А если без шуток, то положение наше было не из веселых: из нашего семейного бюджета теперь уже на неопределенное время исчезли «главные» деньги - мой ежемесячный заработок. А мы едва-едва успели «залатать» кое-какие дыры после недавней многомесячной погоней за справедливостью. И самое печальное заключалось в том, что в нас обоих, получивших явный жестокий урок «жизневедения», осталась вера и в обязательное присутствие на вершине власти этой самой справедливости, и в ее, когда это требуется, необоримую силу. О Господи, прости нас! Трудно точно сказать, сколько еще раз эта губительная в условиях комсистемы черта наших характеров и подводила, и очень-очень больно учила нас. Дурачками, что ли, мы были или, подобно всем, сагитированными компроповедями, что в общем-то одно и то же, не знаю. Или жила в нас неистребимая природная доброжелательность к миру сему, из глубины души идущая неспособность озлобляться?..
Жизнь тем временем требовала активных, теперь уже моих действий в поисках работы. Я не стала бы рассказывать о себе, если бы все то, что происходило со мной, прямо не било и по моему супругу. А он - герой моего повествования.
Говоря о себе, постараюсь быть краткой. Не могу припомнить, каким образом добилась я встречи с секретарем оргкомитета ЦК ВКП(б) России. (Затея Хрущева: и РСФСР должна была иметь ЦК компартии.) Почему я обратилась именно к этому партийному деятелю? Ход мыслей моих был азбучно прост: мое предыдущее увольнение с ведома, читай - по указке горкома партии, судом было признано незаконным. Но мудрая партия, по привычке действовать напролом, перешагнула закон, как малую лужицу, и пошла на повторное преступление. Изгнав меня с работы повторно, партия поставила закон с ног на голову: я становилась иждивенкой пожизненно нетрудоспособного человека - инвалида второй группы, инвалида ВОВ, что уж ни в какие законные рамки не лезло. Кто мог и обязан был наказать Московский горком за самоуправство? Естественно, вышестоящая парторганизация - республиканская.
