Командиры штаба быстро обжились в теплушке. Посреди вагона горела железная «буржуйка». На нарах расстелили плащ-палатки, шинели. Мой адъютант лейтенант Михайлов принес несколько одеял.
Люди приводили себя в порядок, отсыпались, наверстывая упущенное. Алексей Варфоломеевич Щелаковский на первой же остановке ушел в соседние вагоны, к красноармейцам. Он из тех политработников, которые не любят возиться с бумагами и предпочитают увидеть все сами, поговорить, посоветоваться с бойцами.
Полковник Грецов сидел на перевернутом ящике, накинув на плечи красноармейскую шинель, и записывал что-то в блокнот. Я уже так привык видеть начальника штаба с картой, с карандашом в руке, что без этого мне и представить его трудно.
Михаил Дмитриевич Грецов начитан, учился в Высшей кавалерийской школе в Ленинграде, потом в Военной академии имени Фрунзе, приобрел разносторонние знания и мечтал о преподавательской работе. Некоторые командиры так и звали его между собой: «педагог». Начальником штаба он был образцовым.
Поезд тащился медленно. Немецкая авиация, несмотря на пасмурную погоду, налетала на узловые станции. Эшелон часто и подолгу простаивал на разъездах. В вагоне становилось все более шумно. Командиры просыпались, умывались холодной водой.
Вот возится около «буржуйки» начальник 5-го отдела Оганесян - жарит шашлык. Начальник разведки капитан Кононенко, никогда не унывающий одессит с блестящими карими глазами, поглаживая черные усы, подшучивает над Оганесяном, уверяет, что у того ничего не получится.
Грецов отложил уже блокнот, что-то темпераментно рассказывает майору Вашурину. Кто-то напевает песню. На походном столе расставляют банки с консервами, режут хлеб. Принесли чайник с кипятком - сейчас будет ужин.
Шашлык у Оганесяна получился славный. Это признал даже Кононенко, первым отведавший его. Съел, причмокивая от удовольствия, несколько кусков, потянулся еще.
- Погоди, - останавливает его Оганесян. - Почему раньше всех ешь?
- Так я же тебе помогал, - засмеялся Кононенко.
- Вай! Зачем неправду говоришь?
- Все видели, как я около тебя стоял.
Вернулся в теплушку Алексей Варфоломеевич. Потер красные, замерзшие руки, присел к столу рядом со мной. Все, кому не хватило места за столом, устроились на нижних нарах.
- Ну, товарищи, - сказал комиссар, - сегодня у нас отдых, сегодня мы собрались все вместе, а это не часто бывает. По такому случаю и по чарке можно... Кононенко, налей!
Мы наполнили стаканы и кружки.
- Ваша инициатива, Алексей Варфоломеевич, ваш и тост, - предложил я.
- Выпьем за наших друзей, сложивших головы на полях Украины, - произнес Щелаковский. - Впереди у нас трудные испытания. Но мы выдержим их. За Москву, за нашу столицу!
На станцию Михнево эшелон пришел ночью. Сразу начали выгружаться. Люди поеживались от холода. В Новом Осколе было сравнительно тепло, а здесь пощипывал за уши мороз, земля затвердела, лужи покрылись льдом.
В Михнево встретили нас комиссар штаба Резник и помощник начальника связи Неделькин. Они уже организовали расквартирование прибывающих частей. Подали коней, и мы поехали верхом в деревню Глотаево.
Командиры штаба обосновались в домах колхозников. Мне отвели комнату в доме председателя сельского совета. Приведя себя в порядок, мы с комиссаром решили съездить в Москву, чтобы выяснить положение дел.
Выехали на машине. Оба мы давно не были в столице и теперь с волнением всматривались в окружающее. Нас то и дело останавливали контрольные посты. Их было много, пожалуй, даже слишком много. И справа и слева от шоссе виднелись готовые уже противотанковые рвы, окопы, дзоты. В некоторых местах работали женщины, рыли траншеи. Но войск в укреплениях пока не было. А мы по горькому опыту знали, как важно заблаговременно иметь там хоть небольшие гарнизоны. Хотя бы артиллерийские батареи поставить у дороги, на случай если немцы прорвутся неожиданно!.. Я поделился своими мыслями с комиссаром.
- Войск, видать, мало, - со вздохом ответил Алексей Варфоломеевич. - Будете в Генштабе, упомяните на всякий случай об этом. Может, просто руки не доходят.
Вот и Москва. Строгая, суровая. Людей на улицах мало. Столица готовится к бою - это видно по всему. Строятся баррикады, устанавливаются противотанковые ежи. На перекрестках - дзоты.
Мы знали, что враг бомбит Москву. Но разрушений почти не было видно. Зато часто попадались зенитные батареи, там и тут виднелись аэростаты воздушного заграждения. Их перевозили на грузовиках. Девушки в военной форме шли рядом и поддерживали аэростаты.
Алексей Варфоломеевич отправился в Главное политическое управление. Я - в Генеральный штаб. В тот день мне удалось побеседовать только с дежурным по Генштабу, моим бывшим подчиненным. Встретил он радушно, однако интересовавших меня сведений я получить не смог. Дежурный, в самых общих чертах рассказывая о положении на фронте, чувствовал себя неловко, от прямых ответов на вопросы уклонялся. Когда мы остались в комнате вдвоем, он махнул рукой, сказал негромко:
- Знаете, товарищ генерал, запрещают нам... Сами от себя скрываем. Вы уж не обижайтесь.
На душе от этого разговора остался неприятный осадок.
На ночь я остановился в гостинице ЦДКА. Давно не слышал радио, привык спать урывками, где попало, зачастую не раздеваясь. А тут - чистая, просторная комната, из репродуктора льется музыка, ванна, хрустящие простыни... Обычный номер гостиницы показался мне верхом уюта. Сразу вспомнилась довоенная мирная жизнь...
Следующий день был предпраздничный - 6 ноября. Мне хотелось поскорей закончить дела в Москве и вернуться в корпус, чтобы отметить годовщину Октября вместе с боевыми товарищами.
Естественно, меня больше всего интересовал вопрос, какая задача будет теперь поставлена корпусу. Но конкретного ответа я так и не получил. Можно было только догадываться, что задача ответственная.
Меня принял Семен Михайлович Буденный. Он одобрительно, отозвался о действиях корпуса на Украине, расспросил о состоянии дивизий, о настроении командиров и красноармейцев. Спросил, в чем мы нуждаемся, какое требуется пополнение. Потом я беседовал с Андреем Васильевичем Хрулевым, начальником тыла Красной Армии, о снабжении корпуса обмундированием, боеприпасами и всем необходимым.
Известно, как трудно бывает порой получить у снабженцев даже то, что безусловно положено и необходимо. Или не оформлены бумаги, или не пришла очередь... Но на этот раз корпусу давали все без малейших задержек. А. В. Хрулев, улыбаясь, посоветовал позаботиться не только о корпусе, но и о самом себе. Действительно, вид у меня был далеко не блестящий: шинель потерлась и обтрепалась, китель порван немецким автоматом. Было приказано сшить мне бекешу. Такая заботливость меня тронула.
