Стало одновременно, и смешно, и обидно. Если бы мы отмолчались, то этот «буян» в кавычках, сразу же, осмелел бы и обнаглел бы, приняв наше безразличие за испуг и начал бы хамить пуще прежнего. Но, как осадить такое чучело, которое как Ленин, всего метр с кепкой, да к тому же еще, и немолод, и глуп. Ну не бить же его в самом деле? Только напугать, чтобы он надолго затих. Для этого Сергей Иванович, расправивши перед ним свои богатырские плечи, размеренно оттягивая внушительной паузой каждый слог, произнес – «Раз-дав-лю… как… во-шь…» Для пущей острастки, закончив свою фразу тем знаменитым движением, которым давят гниду, со звучным щелчком. Пьяный передернулся, сначала потупив глаза, потом опустил и лицо, уставившись в пол автобуса.
Наш совместный хохот был великолепным финалом сцены.
Павлов произнес эту фразу так эффектно, что мне сразу же захотелось включить ее в свой лексикон, чтобы, так же эффектно, как-нибудь ею воспользоваться., Но сколько раз я не пытался ее повторить (а я тренировался перед зеркалом), у меня она получалась совсем тускло, плоско. Нет во мне такого артистизма!
Однажды летом, мы шли по какой-то улице в центре города, только совершенно не помню по какой. Да дело и не в улице, а в том, что мы там встретили!
Прямо на тротуаре стоял небольшой лоточек, ломившийся от бутылок с пивом, вином и минеральною водою. В тот день было жарко и мне хотелось пить, поэтому я поспешил к нему. Выбирая минералку, (а там было что выбрать – «Ессентуки», «Нарзан», «Боржоми») я увидел ценник, который мне показался насмехательским – «Портвейн. Португалия. Цена 7 руб.»!
- Что-что?
- Портвейн?
- За 7 (!) рублей!
- Обалдели, да!
Я терялся в догадках, хотя и понимал, что раз вино импортное, следовательно дорогое, но все же это портвейн, а значит – перебор! (Хочу напомнить, что в те времена бутылка водки стоила 4=12, вино 1=90, венгерские вермуты (литр) 4=00, пиво 0=32 руб.)
Мы с Сергей Ивановичем, оба, вышли из народа, причем, хоть и вышли, но далеко от него и не ушли. Поэтому мы никоим образом не знали и не понимали, что такое «портвейн», название которого идет от страны происхождения, а не от того, что его пьют портовые забулдыги-рабочие. Мы же видели только СССРовскую подделку по кличке «портвейн», а скорее даже не подделку, а попросту говоря – обманку. Нам не приходилось пить даже массандровский портвейн, пусть и очень далекий от настоящего, но одновременно и далеко стоящий от мерзкой жижи под названием «Три семерки» или «Алушта». Мы и слыхом не слыхивали о том, что портвейн вкусный, оригинальный и дорогой напиток. Мы не знали, ни как пить портвейн, ни когда его пить, не понимая даже его отличия от вина.
Вообще, после Октябрьского переворота, эта страна8полностью уничтожила всевозможную культуру, видимо, как проявление буржуазного образа жизни, поскольку у простонародья никогда никакой культуры и в помине не было. Коммунисты не ладили с культурой, поскольку культура неразрывна с предметами роскоши9, а это не вяжется с постулатами их учения. Ну какую-то кость надо было бросить собакам? Вот и бросили – насаждали книжную культуру. С одной стороны, книги, все-таки, можно было уровнять по цене, чтобы не было слишком дорогих и слишком дешевых, а, с другой стороны, книги, уводя человека от суровых реалий жизни в призрачный мир читаемого, отвлекали от насущных проблем, не давая задуматься над сиюминутным, заставляли жить придуманной, жизнью, чужими чувствами, по законам условной логики и, самое главное, навязывали чужое мнение.
В частности, коммунисты полностью уничтожили культуру винопития. Их можно понять – дворяне пили, плебеи – упивались. Чтобы создать культуру пития надо было перевоспитать и выучить целую страну. Тяжелая задача! Проще было назвать винопитие алкоголизмом и, если не запретить, то приравнять к общественному бедствию. Сталин, как мне кажется, пытался перед войной возродить ее, судя по фильмам того времени, где вино уже пили не по-рабочему из стаканов, а из бокалов, где оно не осуждалось, а преподносилось как необходимый элемент Праздника.
Но Сталина не стало, а на СССРовский трон залезли бескультурные неучи (у Сталина было, и происхождение, и воспитание, и семинарское образование), которые губили любое проявление культуры (вспомним «плесень» и «бульдозерные» выставки), а культуру винопития поставили практически вне закона, испортив не только саму идею, но и опоганив продукты пития.
Будучи советскими людьми, мы и не догадывались, что это советская страна, превратила благородный по вкусу напиток в дешевую бурду, вырабатываемую, в основном, из плодовых отходов, для низов общества, которая по «убойной» силе превышала водку. Выпив стакан такого пойла любой нормальный человек терял ориентацию в пространстве, начинал лопотать что-то невнятное и, в общем-то, быстро валился с ног.
Поэтому в те годы слово «портвейн» было уничижительным термином. Портвеш, портик, ассоциировался с пропитым, трясущимся с похмелья рабочим, а не с благородным столом. Квадратными глазами смотрели мы на это «чудо», не зная что и делать.
- Смотри-ка» – сказал мне Сергей Иванович – неужели португальцы пьют портвейн?
- А может он и не плох? – бросил я фразу как бы в пространство, а сам подумал – Купить? Сука! Дорого!
С другой стороны, очень интересно узнать – какой же портвейн пьют иностранцы? Не собачью же мочу, как советские! Вот, если бы купить бутылку на двоих, то вроде бы каждый бутылку водки выпил! Но уговаривать Сергея Ивановича я постеснялся. Не вытягивать же с него трех рубля с лишним за невесть что.
Сергей Иванович тоже находился в смятении. Его удивляла и форма бутыли, и благородство черной классической этикетки, и корковая винная пробка (ведь наш портвейн часто закрывался пивной пробкой). По всему было видно, что ему, как и мне, хочется попробовать, но он, также как и я, жадничает.
Он еще раз взял бутылку в руки, повертел и… поставил на место. Но от прилавка не ушел. Я тоже стоял рядом не подавая никаких признаков нетерпения. Стоял и все.
В общем, мы как-то мялись-мялись возле лоточка, думали-думали, решали-решали… и решили – все-таки купить… Здесь определяющую роль сыграла бутылка – она выглядела как произведение искусства, тем самым, разительно отличаясь от наших. На что Сергей Иванович мудро заметил: «Гавно в такую бутыль не нальют!» И с этими словами достал кошелек и вынул из него трешку и рубль, добавив при этом: «С тебя трояк, но пустую бутыль мне»10.
