Когда я потом рассказал обо всем Балашову, он не на шутку встревожился и даже вспылил:
– Ну зачем тебя понесло на станцию?! Чего ты там забыл?
В тот же вечер Катя вручила мне билет до Кирова (бывшая Вятка). Через сутки, рано утром еще в потемках, Михаил проводил меня до станции. В ожидании поезда мы грустили, не находя слов для разговора. Оба мы знали, что жизнь моя впереди ничего радужного не сулит. Удастся ли где-то прижиться и в качестве кого? Обещать друг другу мы ничего не могли, даже писем, потому что и переписка со мной могла обернуться трагедией для всех. Было ясно одно: мы расстаемся с ним навсегда, во всяком случае на многие годы. Когда подходил поезд, мы по-братски крепко обнялись… Потом я с подножки вагона смотрел сквозь слезы, как уныло он стоял на низком перроне, махал мне старой форменной фуражкой, а другой рукой вытирал глаза. Затем его фигура растворилась в утреннем тумане, и я потерял еще одного хорошего товарища и друга. Четвертого за две недели. Не слишком ли много потерь?..
В ближнем от входа купе, где я занял багажную полку, ехали отпускники и командированные, на нижней полке – женщина моих лет, инженер-геолог, с путевкой на побережье Крыма. Через сутки пути, где-то между Новосибирском и Омском, когда мои соседи стали удивляться тому, что у меня почти нет никаких вещей и я не принимаю участия в общих трапезах, мне пришлось рассказать им в горестных выражениях выдуманную и уже ставшую привычной для меня легенду обобранного перед Шилкой прораба из Комсомольска, историю, все более обраставшую событиями и фактами.
– И вот я еду, но еще не знаю, доеду ли,- продолжал я излагать истину, перемешанную с неправдой.- Скажу вам откровенно: билет у меня взят только до Кирова, а как и на что поеду дальше – не знаю. На работу, как известно, даже на временную, без связей и знакомства беспаспортному рассчитывать трудно. Простойные вагоны с грузами и запущенные свинарники здесь встречаются нечасто…
Последняя фраза всех рассмешила, после чего меня дружно пригласили к столу. Спутникам моим вскоре стало известно и о других подробностях моей биографии: в Ленинграде у меня живут мать и замужние сестры с детьми, а сам я пока не женат.
– Ну вот этому уж никто не поверит,- сверкнув улыбкой, заявила геолог.- В таком возрасте, да еще в Ленинграде, и вдруг – не женаты! Уж не сочиняли бы…
В этом вопросе я действительно не врал: жена от меня отказалась.
– А что же тут особенного? – вмешался один из пожилых спутников, запивая кислым лимонадом зачерствелый бутерброд.- Если он строитель и всю жизнь ездит с одной стройки на другую, ничего удивительного я не вижу. Конечно, не без временных привязанностей, не так ли? – обратился он ко мне.- Да и по внешности видно, что над ним давно не было женского присмотра…
Приятные на эту тему разговоры за едой на другой день кончились тем, что наша курортница вдруг предложила мне взаймы деньги.
– Что вы, что вы! – запротестовал я.- Заем в таких условиях все равно что подарок. Ведь я могу их вам вернуть и не вернуть – гарантий никаких нет!
– А я вовсе и не рассчитываю на возврат. Просто я имею возможность помочь вам небольшой суммой. Это меня не разорит. А вам принесет пользу. Ну берите же, берите.- И молодая женщина сунула мне в нагрудный кармашек целую сотню рублей.
Да, бывает в жизни, когда случай сводит двух незнакомых людей, и, глядишь, протянулась незримая ниточка от одного сердца к другому… С каким невыразимым чувством я записал себе ее адрес. Дал и свой ленинградский адрес, увы, вымышленный, так как не знал еще, где будет проживать Леонид Сергеевич Истомин, каковым я представлялся… А в это время подлинный Истомин, ничего обо мне не зная, продолжал жить и овладевать науками в столице Армении.
В Свердловске мы сердечно расстались. Все они поехали на Москву, а я сошел, чтобы пересесть на поезд, идущий по северной дороге.
У последнего перегона
Итак, я в городе Кирове. Потребовалось более двадцати дней, чтобы добраться от Сковородина до этого города, где я оказался на прочном якоре. Я проехал почти всю Российскую Федерацию с востока на запад. Пересек десять областей и Бурятскую автономную республику. А дальше -стоп, тупик. Позади – около семи тысяч километров, а впереди – еще полторы, отделяющие меня от цели, но этот сравнительно небольшой отрезок оказался самым трудным. Билеты в Ленинград здесь продавались только при наличии паспорта с ленинградской пропиской или по командировке…
Почему я задумал ехать в Ленинград, а не в какой-нибудь другой, более доступный город? Ответ простой: в этом крупнейшем городе мне легче затеряться и меня труднее найти. Кроме того, здесь живут мои кровные родные, которые помогут мне. Ни в Калининскую, где я родился, ни в Ярославскую область, где я жил и работал до двадцати лет, мне ехать нельзя, потому что именно там будут меня разыскивать. О Старой Руссе и думать нечего. Только многомиллионный Ленинград может меня спасти от нового ареста и водворения в места, может быть даже более отдаленные…
И вот этот город почти рядом и в то же время недосягаемо далеко. В кассе мне билет, естественно, не продали. Я сижу в скверике у привокзальной площади в самом мрачном настроении. Как же мне выйти из положения? День двигался к полудню, а затем и к вечеру, а я все сидел на скамейке или ходил вокруг нее как на привязи и ломал голову, как же быть. Или не быть.
И тут до моего слуха стал доходить разговор какой-то молодой пары, присевшей на противоположной скамейке.
– Ну и что же? – говорил мужчина.- Доедем и так, важно, что билеты купили!
– Все же это мне не нравится – в комбинированном. Один сиди, другой лежи,- отвечала ему с недовольством женщина, видимо жена.- Ведь до Ленинграда не час езды!
– Но, Клавочка, ты же сама видела, что делается у кассы?! Все равно выбора у нас не было.
Он стал закуривать, а я, как охотничья собака, почуявшая дичь, поднялся со своего места и, вынув папиросу, решительно направился к этой паре.
– Разрешите прикурить!-обратился я к мужчине. Тот был в хорошем настроении оттого, что злополучные билеты лежали у него в кармане. Он охотно зажег для меня спичку и, видимо чтобы покончить со своим неприятным разговором, спросил:
– Транзитный пассажир или местный житель?
– Транзитный, только, увы, безбилетный.
– А куда едете? – спросила его подруга.
– В город Ленина.
– Почему же безбилетный, если транзитный?
Я в отчаянии махнул рукой: дескать, не спрашивайте, и без того тошно.
– Нет, все же интересно, почему без билета? – настаивала она, видно еще не остыв от своей билетной эпопеи.
– История длинная и едва ли для вас будет интересной,- отвечал я, ни о чем так сейчас не мечтая, как о внимании к собственной персоне.
