Вообще говоря, можно было этой ночью отдохнуть от службы и свеженьким пойти в церковь. Но сержант Богарт был молод и всегда свеж, для него не поспать ночь было сущим пустяком, но, главное, не хотелось упускать кругленькую сумму — особую премию, которую начальство платило за выполнение «специального задания». Такие премии существенно увеличивали заработок. Премиальные деньги Богарт клал на особый банковский счет, они превращались в маленький капиталец, и молодой человек любовно растил это дерево — еще бы, под его сенью будет копошиться их будущий ребеночек. Вот и этой ночью сержант Богарт выполнит маленькое спецзадание, за которое днем ему выплатят денежки. Нужно будет вывести в море одного черномазого и с камнем на шее сбросить в воду.
Однажды, будучи уже взрослым парнем, Вилем получил от мамы нож, курицу и распоряжение отрезать птице голову. В этот день ожидались гости. Послушный сын зашел за угол сарая, положил курицу на землю, вытянул ей шейку и… вернулся к маме с признанием, что он не может полоснуть ножом по живому телу. Всей семье понравилась чувствительность Вилема. Потом сам пастор неоднократно и весьма авторитетно беседовал с юношей и разъяснил ему, что Бог создал животных на пользу человеку, убивать нельзя только себе подобных, за исключением случаев, предусмотренных королем, начальством и церковью. Эту мысль и другие ей подобные прочно усвоил молодой Вилем, любивший послушание старшим. Они помогли ему стать хорошим солдатом и жандармом, оставаясь при этом по-девичьи чувствительным молодым человеком. Совесть его всегда была безмятежно спокойна, и легко шагает по земле человек, у которого все жизненные вопросы разрешены раз и навсегда!
«Морис Лунунба», — не спеша и очень четко расписался сержант в книге. Потом, бодро насвистывая, взошел на катер.
Было часа три ночи. На палубе между двумя жандармами, сгорбившись, сидел осужденный. Молодцевато поправив фуражку, сержант присел на корточки и обвязал крест-накрест веревкой камень — увесистую плоскую плиту, одну из тех, какие здесь обтесывают для мощения дорог. Потом, щеголяя выправкой и проворством, Вилем встал, сделал на другом конце веревки скользящую петлю, накинул ее на шею черномазому, затянул потуже и раз десять излишком веревки быстро обвил шею так, чтобы она натянулась между человеком и камнем, который был подтянут к ногам обреченного.
— Ладно, сойдет!
Сержант легкими шагами прошел на корму и не без изящества спрыгнул в кабину. Снял фуражку и аккуратно положил на скамейку. Он любил аккуратность. Вставил ключик, включил освещение и мотор.
— Эй, вы, на палубе! Снимаемся!
Один из жандармов сбросил за борт швартовые, и катер отвалил. Сделав полукруг, он взял курс в открытое море, наперерез мощному течению пресных вод. Сбоку проплыл назад освещенный порт и скрылся за кормой.
— Вы, черти, — вдруг послышалось из кабины. — Что это за бутылки?
— Мне покупал бутылка. Завтра премия. Хозяин магазин говорить очень-очень хорошо.
— Пропиваете черномазого, а? — сидя на кожаном стульчике, сержант правил рулем и регулировал скорость хода.
Теперь он сбавил ход, защелкнул затвор штурвала и бросил руль. Катер сам медленно уходил в сиреневую мглу. Сержант взглянул на палубу — осужденный с камнем на шее по-прежнему понуро сидел на палубе, и его спина была хорошо видна через переднее стекло кабины. Оба жандарма полулежали на металлическом перекрытии кабины, в боковые стекла виднелись их ноги и приклады винтовок. Все было в порядке, не первый раз они вывозили в море заключенных. Все осужденные на смерть проходили следствие и бесконечный ряд методических избиений. Это были конченые люди, и бояться их не приходилось. По команде сержанта черный жандарм толкал осужденного ногой в спину — и дело кончено. Сержант обычно делал несколько красивых поворотов, чтобы насладиться прохладой, тем временем мощное течение пресных вод увлекало труп далеко в океан.
Внимание сержанта привлекли две бутылки необычного вида, принесенные его подчиненными. Сквозь белое стекло виднелись ледяные кристаллы, осыпавшие бутыль изнутри. Это было необычно и очень красиво, особенно здесь, на экваторе. Сержант спрыгнул с кресла и пересел на мягкий диванчик. На нарядной этикетке стояла надпись «Rigger Kummel» и место изготовления — «Riga. Wetland».
«Где это? Кажется, в Австрии?» — подумал Вилем, вертя бутылку в руке. Он, как все непьющие, любил рассматривать нарядные бутылки и даже считал себя знатоком крепких напитков. Да, да, завтра к вечеру и он будет немного пьян. Завтра это позволено. Как хороши были бы такие бутылки на свадебном столе! Ледяные кристаллы и загадочная надпись.
— Где ты купил такую прелесть? — крикнул Вилем, отставив бутылку и прищурив глаза, мысленно представляя ее на белой скатерти.
Жандарм залопотал что-то непонятное.
— Иди сюда, косноязычный черт!
Жандарм спустился в кабинку.
— Ой-ой, хорошо! — сказал он, скроив потешную рожу. — Твой свадьба завтра. Мой тебе желать много-много счастья, господин сержант.
И прежде чем Вилем успел что-нибудь сказать, негр ловко откупорил бутылку и протянул ее Вилему.
— Пить, пожалуйста! Один буль-буль, пожалуйста!
— Я не пью, Жан!
— Один буль-буль!
И пока Вилем любовался кристаллами, Жан успел откупорить вторую бутылку.
— Один буль-буль за твоя баба, господин сержант. Завтра город. Жан и Пьер покупать тебе два такой бутылка для свадьба. Хороший начальник. Буль-буль! Нет боятся, господин сержант! Буль-буль для твой баба!
Второй жандарм наклонился над кабинкой.
— Твоя баба! Боятся нет!
«Э-э, черт побери, один глоток! Свадебный день уже начался», — подумал Вилем и отпил из бутылки.
Жидкость была душистая, сладковатая и некрепкая, так ему показалось. Жандармы по очереди отпили из второй бутылки.
«Интересно, что же такое опьянение? — подумал Вилем, снова садясь за руль. — Столько болтают, а я ничего не чувствую. Ничего! Видно, у меня крепкая голова, очень крепкая, да!»
Довольный собой, он взялся было за руль. Впереди виднелась согбенная фигура осужденного. Море было как сиреневое молоко. Влажная мгла медленно плыла над водой, луна и звезды казались тусклыми.
— Еще один буль-буль, господин сержант! Пожалуйста!
Вилем посмотрел на умильно улыбающиеся черные рожи.
Как многие молодые начальники в колониях, он взял линию на игру в доброго, хотя и строго, белого отца своих неразумных черных детей. Юноше особенно льстило, что оба подчиненных были вдвое старше его.
— Пожалуйста, буль-буль!
— Один буль-буль за твой красивый баба, господин сержант!
