Поистине волнующим был снятый нами эпизод запуска ходовой машины «Г. Седова». Гигантскую машину — нужно представить себе этот неистовый труд — седовцы во время дрейфа разобрали до винтика, берегли, а сейчас заново собрали. Незабываемый момент — механик Токарев медленно «отдает» пусковой рычаг. Окутанные паром шатуны — на них ни пятнышка ржавчины, они лоснятся от масляной смазки, отсвечивают серебром — совершают по мановению руки человека первый оборот. Машина жива! Корабль, сохраненный людьми, жив! На глазах седовцев, собравшихся в машинном отделении, в который раз вижу слезы. Слезы людей, совершивших беспримерный в истории человечества подвиг!
Торжественным был завершающий акт героического дрейфа. Тринадцать человек обошли вмерзший в лед корабль и поднялись на ледовый холм. Здесь они водрузили красный флаг родной страны, на котором в левом нижнем углу были написаны даты начала и окончания дрейфа, географические координаты встречи двух кораблей.
На плече у каждого из них была винтовка.
Седовцы обнажили головы, несколько минут стояли молча около флага. Шел снег. Снежинки ложились на бороды, ресницы, на плечи людей. Мы снимали. Медленная панорама по лицам. Они были необыкновенно красивы, герои Арктики, в эту минуту торжественного, молчаливого их прощания со льдиной.
Мы запечатлели и общий план — группу людей на фоне двух обледеневших кораблей, окутанных облаками белого пара.
Седовцы подняли винтовки к звездному небу — это было в двенадцать часов дня, — и над льдами Гренландского моря раскатилось эхо троекратного салюта.
Ночные залпы были очень эффектны. Из каждого ствола при выстреле вылетал сноп яркого пламени. Об этом ярком пламени я заранее позаботился, проделав накануне кропотливую работу, — в каждый патрон к пороху подмешал большую щепотку порошка фотографического магния. Это было, так сказать, «режиссерское вмешательство» в подлинный жизненный эпизод.
* * *
А в это время в Москве ассистенты подбирали в киноархиве исторические кадры экспедиции полярного исследователя Георгия Седова к Северному полюсу, снятые в 1912–1914 годах Пинегиным — участником экспедиции Седова на судне «Св. мученик Фока». Прикидывая в уме монтажный план будущего фильма, я послал на студию радиограмму о необходимости разыскать эти уникальные кадры. Впоследствии они органически легли в фильм «Седовцы», рассказавший о подвиге экипажа корабля, носящего имя отважного русского исследователя Арктики, погибшего во льдах во время похода к полюсу.
* * *
Настал час счастливого возвращения кораблей к родным берегам. Пробившись через льды, они вышли из полосы полярной ночи. Через несколько суток, когда мы шли уже по чистой воде, показалась на горизонте первая зорька — предвестник дня, предвестник Большой земли. А потом выглянуло солнце. Впервые за два с половиной года седовцы увидели чаек, которые стаями кружились над кораблем. Мы запечатлевали на пленку эти моменты, я мысленно, закрыв глаза, монтировал будущий фильм, финалом которого стала торжественная встреча в Москве. Увитые цветами машины мчались по улицам столицы в Кремль, где за праздничным столом седовцы узнали, что каждому из них присвоено звание Героя Советского Союза.
Бывает, что замысел фильма вынашивается годами. Иногда он рождается внезапно по вдохновению. Какие-то глубоко тронувшие, взволновавшие тебя образы неожиданно овладевают тобой, не дают покоя, вызывают раздумья, и ты становишься одержимым идеей фильма. Тут уже нет пути назад, фильм должен быть осуществлен, он уже в тебе, ты им живешь.
Так неожиданно возник замысел фильма о людях, добывающих морскую нефть. Я возвращался в Москву из Туркмении, где закончил съемки фильма «Советский Туркменистан». Работа над этим фильмом была зовом сердца. Еще в 1933 году, пройдя с колонной автомашин через пустыню Кара-Кум, я ощутил прелесть сурового края — края безводных песков. Меня покорили мужественные люди, преобразующие землю мертвого знойного безмолвия в цветущие оазисы. После завершения пробега я в своих записках писал: «Меня неудержимо тянуло в пустыню. Тому, кто не бывал в пустыне, трудно представить себе, что можно тосковать по ней…» Фильм «Советский Туркменистан» поэтому стал не просто одним из многих в обширной серии картин о советских республиках.
Для меня он явился итогом многолетних наблюдений.
Самолет, идущий рейсом из Ашхабада в Москву, пролетал над безбрежными просторами пустыни, над синей гладью Каспия. Приближаясь к Баку, самолет стал снижаться, я прильнул к окну. И тут я увидел необыкновенный город в открытом море. Волны бились о стальные сваи. На широких свайных площадках виднелись двухэтажные дома, огромные нефтяные резервуары, нефтяные вышки. По эстакадам мчались автомобили, поезда… Да, вот так может родиться творческий замысел. Порой достаточно одного толчка, встречи в пути, чтобы ты оказался в волнующем его плену. Всегда привлекала меня тема труда, подвига советского человека, его борьбы со стихией. В тот день, когда под крылом самолета, как чудесное видение, возник необыкновенный, свайный город в открытом море — это продолжалось не более минуты, — твердо было решено, что будет создан фильм о подвиге людей, покоривших Каспий.
Совпадение? Нет, вероятно, закономерность — возвратившись в Москву, я прочел в «Новом мире» очерк писателя И. Осипова «Остров семи кораблей». Он рассказывал о том, как бакинских геологов на протяжении многих лет привлекала каменистая гряда в открытом море. Вокруг выступающих из-под морской волны черных скал видны были радужные пятна нефти. Волны перекатывались через заржавелые остовы разрушенных, потерпевших кораблекрушение на этих скалах кораблей. Бывалые моряки называли гряду «кладбищем кораблей».
Геологи решили во что бы то ни стало разгадать тайну черной каменистой гряды. Все говорило о том, что у этих скал на морском дне таятся богатейшие месторождения нефти. На крохотном островке высадился десант энтузиастов. Они построили небольшой свайный домик, установили рацию, начали строить буровую вышку. Среди высадившихся на островке был знаменитый буровой мастер Михаил Каверочкин.
Девяносто дней и ночей провели первооткрыватели морской нефти на этом островке. Буровая вгрызалась в глубокие недра. И вот наступил день, волнующий, памятный, когда морские глубины должны были ответить на зов людей: есть ли нефть под этими скалами, пойдет ли нефть из буровой.
На вышке царила напряженная тишина. Геолог Алиев, Михаил Каверочкин и их товарищи напряженно следили, как медленно откручивалась заслонка скважины. Труба была направлена горизонтально над поверхностью моря. Это был день 5 января 1949 года. Проходили последние минуты этой смелой разведки морских недр, сейчас по расчетам должна показаться нефть. Напряжение нарастало с каждой секундой, взгляды были устремлены в одну точку. Об одном думали сейчас Каверочкин и Атта Курбан Алиев — пойдет ли нефть? Неужели весь труд бригады на этих скалах пропал даром? И он настал, этот час, возблагодаривший людей за их труд, за их веру. Из трубы забил нефтяной фонтан. Нефть с гудением, похожим на шум реактивного двигателя, вырывалась из трубы, ложилась на поверхность волн. Люди подставили ведро, оно наполнилось нефтью, Курбан Алиев, опустив в него руки, подошел к Михаилу Каверочкину и ласково провел по его щекам руками, вымазанными золотистой нефтью. Это было рождением нефтяного промысла в море. Это было первой страницей героической повести о нефтяниках Каспия, началом героической эпопеи, строительства города на стальных сваях в ста двадцати километрах от берега, в открытом море, на нефтяных камнях. Трудовой Баку послал в море на строительство промысла самых лучших, самых отважных людей.
