Девяносто дней и ночей провели первооткрыватели морской нефти на этом островке. Буровая вгрызалась в глубокие недра. И вот наступил день, волнующий, памятный, когда морские глубины должны были ответить на зов людей: есть ли нефть под этими скалами, пойдет ли нефть из буровой.
На вышке царила напряженная тишина. Геолог Алиев, Михаил Каверочкин и их товарищи напряженно следили, как медленно откручивалась заслонка скважины. Труба была направлена горизонтально над поверхностью моря. Это был день 5 января 1949 года. Проходили последние минуты этой смелой разведки морских недр, сейчас по расчетам должна показаться нефть. Напряжение нарастало с каждой секундой, взгляды были устремлены в одну точку. Об одном думали сейчас Каверочкин и Атта Курбан Алиев — пойдет ли нефть? Неужели весь труд бригады на этих скалах пропал даром? И он настал, этот час, возблагодаривший людей за их труд, за их веру. Из трубы забил нефтяной фонтан. Нефть с гудением, похожим на шум реактивного двигателя, вырывалась из трубы, ложилась на поверхность волн. Люди подставили ведро, оно наполнилось нефтью, Курбан Алиев, опустив в него руки, подошел к Михаилу Каверочкину и ласково провел по его щекам руками, вымазанными золотистой нефтью. Это было рождением нефтяного промысла в море. Это было первой страницей героической повести о нефтяниках Каспия, началом героической эпопеи, строительства города на стальных сваях в ста двадцати километрах от берега, в открытом море, на нефтяных камнях. Трудовой Баку послал в море на строительство промысла самых лучших, самых отважных людей.
* * *
Мы приехали на Нефтяные камни, когда там были уже причалы, у которых разгружались корабли с оборудованием, уже заканчивалось строительство резервуарного парка, строились новые дома на стальных площадках. Не чудо ли это? Двухэтажный дом, чистые комнаты с центральным отоплением, лестницы, покрытые коврами, столовая, магазин, сберкасса, парикмахерская, а под ногами бьет в стальные сваи каспийская волна, иногда набегает жестокий шторм, и тогда волны перекатывают через эстакаду, а люди на буровых продолжают самоотверженный труд, ибо ни на минуту нельзя остановить бурение.
Мы начали снимать фильм. Кто-то сказал нам: «Этот фильм можно снять в две недели. Ведь все под рукой — буровые, строительные краны, резервуары, люди». Мы, однако, снимали фильм полгода. Съемочная группа — операторы Д. Мамедов, А. Зенякин, С. Медынский — шесть месяцев провела в море, вживаясь в суровый быт нефтяников, снимая эпизоды, которые разыгрывались на свайных площадках во время жестоких штормов. Кинематографисты стали близкими друзьями нефтяников. Труженики моря уже не обращали внимания на кинокамеру, которая каждый день появлялась то там, то здесь на эстакаде, на буровых, на строительстве новых домов. Живя в море, мы постигали величие подвига добытчиков морской нефти. Мы видели необыкновенные примеры товарищеской выручки в трудную минуту, полюбили этих людей и некоторых из них, по достоинству оценив их труд, сделали героями нашей повести.
Здесь на каспийском нефтяном промысле родилась профессия морского нефтяника. И я обратил внимание, что бывалые моряки, обслуживающие промысел, любят говорить: «Я нефтяник», а мастера добычи с чувством гордости говорят: «Я моряк».
Главным героем нашего фильма стал буровой мастер Михаил Каверочкин. Много часов провели мы с камерой на его буровой в открытом море. Наблюдали за его работой, снимали, а в свободное от вахты время в беседах с ним постигали сокровенные черты его отношения к своему труду. Широкоскулое, пористое лицо его потемнело от соленых ветров. Под чуть припухлыми веками — светлые глаза, внимательные и добрые, когда он говорит со своими учениками. А на буровой, когда Михаил Каверочкин стоял в мокром, словно лакированном плаще из негнущегося брезента, облитом нефтью и потоками колючего ливня, когда ураганный ветер сбивал с ног, его глаза становились холодными, цвета штормовой волны. Отрывистые команды он подавал властно, повышая голос лишь настолько, чтобы в шуме моря, ветра и скрежета буровой слова доходили до слуха его подручных. В эти минуты единоборства со стихией он был собран в тугой узел решимости, воли. Человек этот словно чувствовал далекое биение пульса глубоких недр морского дна, хранящих пласты невиданной емкости. Он, как никто, умел безошибочно проникать в эти пласты, вкладывая в мастерство глубокого бурения подлинный талант и вдохновение.
Каверочкин стоял на содрогающейся от ударов волн и ветра буровой, широко расставив ноги в резиновых сапогах, его рукам повиновались тяжелые механизмы, и лицо, обрызганное глинистым раствором, казалось каменным.
И снова после трудной вахты лицо его, грубое, кремневое там, в грохоте урагана, обретало застенчивую теплоту. Положив на стол крепкие руки труженика моря, он вел неторопливый разговор с товарищами, и в усталых, снова ставших голубыми глазах его светилась доброта щедрого сердца.
Если бы мы не жили в море полгода, в поле зрения нашего объектива не попали бы явления, которые нельзя предусмотреть никаким сценарием.
В апреле 1953 года на нефтепромыслах произошло событие, которое могло кончиться трагической гибелью людей, гибелью всего того, что люди создали в море. Со дна морского, недалеко от свайного города, вырвался грифон — гигантский фонтан нефти и газа. Подводный вулкан с огромной силой выбрасывал осколки кремнистых пород. В свайном городе объявлено чрезвычайное положение. Было ясно, что стоит над водой столкнуться двум кремням и искра, малюсенькая искра, превратит этот фонтан в горящий факел… Так и произошло. Бушующее пламя охватило большую водную территорию. К счастью, море было спокойным. Но ужасающая лавина желто-красного огня ползла по воде к эстакадам, буровым.
Люди сражались с огнем. Задыхаясь от дыма и газа, они вплотную подступали к раскаленной лавине пламени, стремясь разбить ее. В этом дьявольском хаосе черного дыма все было подчинено единой команде, бок о бок с пожарными стояли труженики промысла. Огонь медленно полз к резервуарному парку, в котором было десять тысяч тонн нефти. Танкерам, пришедшим за нефтью, отдана команда отойти в море. Прибыла флотилия кораблей, готовая эвакуировать людей с гибнущего промысла.
Шесть часов продолжалась борьба с огнем. Люди победили. Пламя было разбито на несколько очагов, задавлено. Счастьем было, очевидно, и то, что подземный вулкан, столь внезапно возникший, прекратил свое действие. Спасены были буровые, дома, эстакады, добытая нефть. И тому, кто приехал бы через несколько часов на Нефтяные камни, при виде лазурного моря, буровых, на которых работали люди, эстакад, по которым снова курсировали поезда и автомобили, не могло бы прийти в голову, что недавно, вот только что, морской промысел поборол страшное бедствие.
