не в гламурном месте. Приближаясь к концу военной службы, он провел последние несколько недель, надеясь и молясь, чтобы война не была объявлена и он смог бы вернуться домой. Но этому не суждено было сбыться. 1 сентября 1939 года Гитлер вторгся в Польшу, вынудив Францию и Англию объединить усилия для борьбы против Германии. Все военные отпуска были отменены. Жан-Жак не имел ни малейшего представления, когда он вернется домой. И вернется ли вообще.Фальшивая война
Известие об объявлении войны черным туманом накрыло Европу. Во Франции всеобщая мобилизация 1 сентября собрала всех годных к службе французов в возрасте от 18 до 35 лет. Cartier был не одинок среди парижских ювелиров, переживших шквал заказов на обручальные кольца: мужчины хотели сделать предложение своим подругам, прежде чем отправиться в казармы. «Драгоценные камни и ювелиры нужны миру, который верит в любовь», – сказал однажды Луи. Несмотря ни на что, сегодня вера в любовь способствовала росту продаж. «Это может стоить больше, но люди, несмотря на новые теории, продолжают думать, что любовь дороже всего».
Те, кто остался в Париже, столкнулись с ограничениями военного времени. Для защиты населения от бомб было введено затемнение, назначен комендантский час – с девяти вечера до пяти утра. Сирены звучали повсеместно. Архитектурные памятники города были защищены мешками с песком. Опасаясь бомбежек, рабочие разобрали витражи Сен-Шапель и упаковали основные произведения искусства Лувра. Шедевры, в том числе – трехтонная крылатая статуя Ники Самофракийской и великая «Мона Лиза» Леонардо да Винчи – перевезли в замки долины Луары колоннами грузовиков с выключенными фарами.
Но после первоначального всплеска активности все затихло: ни бомбежек, ни вторжений немцев. Поэтому первые несколько месяцев войны назвали drôle de guerre – фальшивая война. «Это не похоже на настоящую войну, – писала в своем дневнике интеллектуалка Симона де Бовуар из Парижа. – Мы ждем, но чего? Ужаса первой битвы? На данный момент это похоже на фарс – люди торжественно надели противогазы, окна кафе затемнены».
Когда была объявлена война, кинотеатры, рестораны и бары закрыли свои двери для публики. Однако в течение следующих нескольких недель и месяцев парижане начали расслабляться. Столица вернулась в состояние, близкое к довоенному. «Мы забыли о предупреждениях о воздушных налетах… мы почти никогда не выходим из дома с противогазом. Это вышло из моды».
1939 год подходил к концу, а признаков войны все еще не было. Проживавший на северо-востоке Франции философ и писатель Жан-Поль Сартр суммировал чувства многих, когда писал в ноябре: «Война никогда не была более неуловимой, чем в последние дни. Я остро ощущаю ее отсутствие, потому что если войны нет, то какого черта я здесь делаю?»
Cartier Paris оставался открытым, хотя и с меньшим количеством товара и сокращенным персоналом. Из тех, кто был освобожден от службы в армии, самыми важными в Париже оставались Луи Коллен и Поль Муффа. Оба проработали в фирме не один десяток лет и хорошо знали опасности войны, доблестно сражаясь в 1914–1918 годах. Они были верными людьми, их можно было оставить за главных. «Наши драгоценные предприятия, – писал Дево в 1940 году, – хорошо оснащены в человеческом плане, чтобы пережить трудный период». Не всем ювелирам так повезло. «В Van Cleef мобилизован почти весь персонал», – отмечали те, кто остался в Cartier Paris.
Услышав о начале войны, Луи Картье принял решение обосноваться в Сан-Себастьяне, ему нравилось бывать на море: «воздух баскского побережья ему подходит». Были также амбициозные планы восстановления испанской виллы, поврежденной во время гражданской войны. Никто не понимал, почему он пошел на такие расходы в столь тяжелой ситуации, но Марион предположила, что, возможно, он плохо соображает. Луи «очень встревожен», сообщила она, и жалуется на бессонницу. По пути в Испанию Луи забрал свою дочь Анну-Марию из Швейцарии, где она находилась в санатории после нервного срыва, последовавшего за смертью Рене. Ей поставили диагноз «тяжелое и прогрессирующее психотическое расстройство, которое отрезает ее от реального мира». Анна-Мария нуждалась в постоянном наблюдении, поэтому не могла поехать с отцом в Сан-Себастьян; Луи перевез ее в клинику во Франции. Жаки и Клод присоединились к Луи в Испании после объявления войны, но после того, как 14-летний Клод начал учиться в местном лицее Биаррица, Жаки уехала в Будапешт, обещая скоро вернуться.
Луи не собирался брать бразды правления Cartier Paris в свои руки. В возрасте 65 лет, с ослабленным сердцем, он вышел на пенсию. В течение некоторого времени его доверенный секретарь, а ныне директор Луи Дево держал в руках нити правления в доме 13 по Рю де ла Пэ. Теперь, во время мобилизации, 32-летний Дево должен был сменить роль главы храма роскоши на тяжелую военную кампанию в «сильном холоде: минус 24 ночью и минус 17 днем». Он писал с фронта о том, что боялся не столько смерти, сколько того, что случится с Cartier, если его убьют. Дево заметил «некоторую неуклюжесть и необдуманность действий в финансовом управлении компанией» и чувствовал, что вся эта область нуждается в «жестком и личном контроле».
Он предложил 54-летнему директору Cartier Луи Коллену взять на себя руководство в его отсутствие. Коллен был опытен, но ему недоставало стратегического таланта, свойственного Дево. Дево попытался оставить ему точные инструкции, но признал, что «управление Cartier S.A. полно подводных камней». Нужно было думать о том, как защитить реальные активы компании. За несколько месяцев до начала войны Луи, предчувствуя худшее для Европы, заговорил об открытии филиала в Южной Америке. Летом 1939 года он хотел посетить Аргентину, чтобы изучить ее возможности. Здоровье помешало этому, но теперь Дево предложил следовать южноамериканской идее. Как только война закончится, считал он, «Европа будет больна, и центр тяжести мира имеет все шансы прочно утвердиться на новом континенте». Будет правильно, если фирма «займет свое место там».
Теперь, когда Дево был на фронте, а Луи почти не занимался делами, Пьер чувствовал огромную ответственность за французские операции, веря в то, что Коллен сможет проследить за финансами в отсутствие Дево и радуясь, что его зятя пока не призвали на фронт. Клодель работал на Рю де ла Пэ с прошлого лета, когда они с Марион вернулись в Париж после трехлетнего пребывания в Нью-Йорке. Как вице-президент Cartier Inc., Клодель добился успеха в Америке, но супруги скучали по «праздности и жизнерадостности» Франции и считали более разумным обосноваться в Париже – «великом центре» моды и ювелирных украшений.
Рождество военного времени
Рождество 1939 года было одиноким для Пьера и Эльмы в Нью-Йорке. Друзья, включая мать президента Сару Рузвельт, убеждали их привезти дочь Марион и внуков в Америку, но это было не так просто. Как и ее мать во время Первой мировой войны, Марион не хотела оставлять мужа во Франции одного в военное время.
Во время каникул приходили письма от братьев и сестры Пьера. Его сестра Сюзанн
