испытаний. После серии обнадеживающих семейных вестей, новые его беспокоили. В марте он получил известие, что Жаку стало трудно дышать. Младший брат после Рождества перебрался из Парижа во французский курортный городок Баньоль, пытаясь лечить легкие, но это не помогло. «Его здоровье очень беспокоило меня в течение долгого времени, – признался Пьер Полю Муффа, соглашаясь с ним относительно внутренней силы Жака. – Он наделен замечательным физическим и моральным мужеством… Это человек с характером, который никогда не подводил».
Жак и Нелли снова переехали, на этот раз – в Монтану в Швейцарии, где, как они надеялись, большая высота над уровнем моря поможет Жаку дышать. Там их навестила младшая дочь Алиса с детьми. Алиса, вышедшая замуж за Карла Натера (сына мэра Санкт-Морица Жак нанял руководить тамошним сезонным филиалом), жила в Швейцарии с семьей мужа. «Папа производит на меня не очень хорошее впечатление, – писала она после визита к отцу весной 1940 года. – Он хорошо выглядит, когда лежит в постели, но когда пытается ходить, плохо дышит». Когда Алиса уехала, у Жака случился очередной рецидив. Местный врач посоветовал ему уехать из Монтаны на более низкую высоту, чтобы немного облегчить давление на легкие. К концу апреля он переехал в клинику «Сесиль», расположенную ниже по склону горы в Лозанне.
Пока Жак находился под пристальным вниманием обеспокоенных докторов, болезнь вновь настигла его старшего брата: в апреле 1940 года у Луи случился инсульт. Племянница навестила его в американской больнице в Париже и сообщила семье об ухудшении. Хотя дядя Луи вышел прогуляться по коридору, у нее сложилось впечатление, что «за ним нужно будет ухаживать, как за инвалидом». Его выздоровление, как говорили врачи, будет долгим; даже через несколько недель он выглядел плохо: «инсульт был тяжелым, активность будет снижена».
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Я знаю, что мой отец и Пьер беспокоились о Луи. Луи мог сильно волноваться, и это было нехорошо для его сердца. И не забывай, что на его глазах его мать и дочь отправились в клинику – думаю, это его тяготило.
Из Нью-Йорка, где Пьер мучительно переживал за здоровье братьев-инвалидов, оказавшихся вдалеке во время войны, радио передало новость, которой он так боялся. 10 мая 1940 года, после восьми месяцев относительного затишья, гитлеровская армия начала наступление на Западную Европу.
Биарриц: Весь Париж здесь
Гитлер яростно начал блицкриг в Европу. Всего за три недели британские войска и французские защитники были оттеснены к Ла-Маншу и вынуждены покинуть континент у Дюнкерка. Гитлеровская армия неуклонно продвигалась на юг. Солдаты гнали перед собой отступающую французскую армию и примерно 10 миллионов беженцев, «как будто, – вспоминал позднее сотрудник Cartier Paris, – немецкая армия размахивала чудовищной метлой и сметала всех свободных людей на юг Франции, поднимая в воздух удушливую пыль паники».
Многие богатые люди, включая Элси де Вулф, хозяйку экстравагантного довоенного циркового бала, бежали в Америку, когда в мае в Нидерландах начались открытые военные действия. Герцог Виндзорский был назначен губернатором Багамских островов, и в августе 1940 года вместе с женой отбыл в Нассау на коммерческом лайнере. Cartier Paris, однако, поначалу оставался открытым. «Остаемся открытыми в Париже в соответствии с правительственными указаниями», писали в нью-йоркский и лондонский филиалы те, кого оставили отвечать за магазины. Были приняты меры предосторожности: бухгалтерские книги компании, депозиты клиентов и часть товара отправили в Биарриц, на юго-запад Франции, где прошлым летом Cartier открыл временный шоурум. Продавец Муффа, раненный во время Первой мировой войны, перевез многие драгоценности. Пьер прислал ему благодарность «за преданность, с которой вы и все наши сотрудники заботитесь об интересах Дома, от которого зависит будущее каждого». Он также отметил, что «передача в Биарриц услуг и товаров» была в таких трудных условиях «мастерским ходом».
К 10 июня 1940 года французские министры бежали из Парижа; было создано временное правительство в Бордо. Четыре дня спустя немецкая армия заняла столицу. Те, кто не уехал вовремя, поспешно бежали. «Я восприняла наступление немцев как личную угрозу, – писала Симона де Бовуар 9 июня 1940 года. – У меня была только одна мысль – не быть отрезанной от Сартра, не попасть, как крыса в ловушку, в оккупированном Париже». На фоне всеобщей паники и миллионов беженцев парижские компании, которые еще не закрыли ставни и не заперли двери, сделали это сейчас. В их числе – фирма Cartier.
22 июня 1940 года Франция и Германия подписали соглашение о прекращении военных действий, продиктованное Германией. В соответствии с ним незанятый регион на юге Франции, Zone Libre, был оставлен свободным для управления остаточной французской администрацией, базирующейся в Виши и возглавляемой маршалом Филиппом Петеном. К северу от демаркационной линии лежала оккупационная зона, которая находилась под контролем нацистов. Французская армия была сокращена до 100 000 солдат, поддерживающих внутренний порядок. Для пересечения демаркационной линии требовались специальные документы, утвержденные гестапо. Франция оказалась разделенной надвое.
«Весь Париж здесь», – писала Марион своей семье из Биаррица в мае 1940 года; тысячи столичных беженцев хлынули в приморский город. После перемирия эта часть Франции попала в оккупированную зону, но Картье были среди тех, кто успел бежать на юг. В магазине Cartier в Биаррице царила атмосфера товарищества. «Не было места ни в одной комнате, ни в шкафу, ни в серванте, – вспоминал один из сотрудников. – Люди спали по трое в одной кровати, на бильярдных столах и на полу, остаток гордого магазина Cartier превратился в жилой дом… Еды было мало, но кое-что хранилось в задней части магазина; гарсон готовил в чулане».
Марион с детьми остановилась у своей тети Сюзанн, в двадцати километрах от Биарицца. Ее мужа призвали «куда-то на фронт» в апреле, она была на пятом месяце беременности и, понятно, боялась. «Мы не можем пойти в деревню из-за десантников, – писала она в мае. – Я не могу обедать в бистро или гулять по полям. Вчера вечером нам велели лечь спать полностью одетыми, в ботинках и с пистолетом в руках. Я спала вполглаза». Когда Пьер и Эльма, в отчаянном страхе за дочь, написали ей в ответ, она заверила их, что все не так плохо, как кажется. Сюзанн хорошо за ней ухаживала. «Я не могу описать, как она была добра, а ее вилла великолепна! Мне нравится страна басков».
Вилла Сюзанн «Зурецат» в Сибуре, примостившаяся на скале, была великолепной усадьбой с потрясающим видом на Бискайский залив и величественные Пиренеи. Внутри все было прекрасно: белые стены, темная мебель, произведения искусства. К счастью, здесь было достаточно места для гостей: нескончаемый поток друзей и родственников искал убежища у тети Сюзанн. К июню дом был полон – «теперь нас здесь сорок один человек!»; из Швейцарии пришло известие, что Жак и Нелли тоже собираются приехать. Луи уже прибыл в этот район, но на этот раз остановился у Жанны Туссен. У ее партнера, барона Эли д’Осселя, был
