дом по соседству – вилла «Альбайсин».
После тяжелого путешествия из Парижа Луи пребывал в приподнятом настроении – к недовольству племянницы. «Дядя Луи приехал к мадемуазель Туссен на прошлой неделе… Нехорошо вести праздную жизнь, когда страна защищает свое право на существование. Дядя разъезжает в великолепном американском автомобиле, который жрет бензин, как сумасшедший».
Величие меланхолии
Для Луи его визит к семье в баскский регион был чем-то вроде прощания. С тех пор как началась оккупация, он боялся оставаться во Франции и решил бежать в Америку, где будет легче получить необходимую медицинскую помощь. Пьер же опасался, что если старший брат – и главный акционер Cartier Paris – покинет Францию, дом на Рю де ла Пэ, 13 может быть захвачен немцами. Хотя это было реальным поводом для беспокойства, Жак чувствовал, что они не должны вмешиваться в решение Луи. Их старший брат, склонный к вспышкам гнева и в лучшие времена, сейчас должен был сохранять спокойствие из-за своего больного сердца. Он предупредил Пьера: «Твоя телеграмма Луи будет иметь катастрофический эффект» и даже может «прикончить его».
В конце июня Луи попрощался со всеми. План состоял в том, чтобы отправиться в Лиссабон, где он надеялся получить визу в Америку и пересечь Атлантику на корабле с женой и сыном (дочь Анна-Мария останется во французском санатории). Самым трудным оказалось расставание с Жанной Туссен. Они уже много лет не были любовниками, но оставались родственными душами. И хотя она пыталась это скрыть, позднее Жанна призналась братьям Луи, насколько ее пугала перспектива столь дальнего путешествия в таком слабом состоянии.
Из разговоров с Жан-Жаком Картье
Мадемуазель Туссен начала с романтической связи с Луи, но даже когда эта часть отношений угасла, они оставались очень близки. Она сделала бы для него все, что угодно.
Путешествие в Америку стало кошмаром для Луи. Еще до того, как он добрался до парохода, возникли сложности. Сначала он подхватил вирус и был госпитализирован в португальскую больницу. А потом, в хаосе, Жаки и Клод потеряли паспорта. В довершение всего ожидание визы оказалось гораздо более долгим, чем планировалось. К концу июля, через месяц после отъезда из Биаррица, они все еще не получили документов. Выйдя из больницы, Луи остановился в знаменитом лиссабонском отеле Aviz; он был «сильно не в духе» и безмерно расстроен бесконечным ожиданием.
Журналист из Лос-Анджелеса, которому удалось добиться интервью с ним, был вызван в гостиничный номер, где нашел могущественного ювелира «в халате, надутого… Он сидит в номере 66 в меланхоличном величии – красивый старый джентльмен с бледным, осунувшимся лицом и отсутствующим взглядом». Журналист, больше интересовавшийся роскошной ванной комнатой отеля, чем тревожным состоянием ума Луи, разозлил его, предположив, что будет легко получить визу, учитывая его «большой магазин» в Нью-Йорке. Луи, на грани сердечного приступа, клюнул на приманку. «Великий ювелир, которому сыплют соль на раны, великолепен и выглядит так, будто собирается в агонии броситься на собственный меч. “Что требуется, – вопрошает он, – чтобы попасть в ваши Соединенные Штаты?”»
К счастью, долго ждать не пришлось. Через несколько дней после неприятной беседы Луи получил визу и смог заказать билет на пароход в Америку. Зафрахтованный смешанной группой из трехсот пассажиров, отчаянно стремившихся бежать из Европы (многие из них – еврейские беженцы), корабль «Кванца» вышел из Лиссабона 9 августа. Капитан, сомневаясь в подлинности некоторых виз, потребовал, чтобы многие пассажиры купили обратные билеты – на случай, если Соединенные Штаты откажут им. Луи путешествовал один; учитывая слабое здоровье и немногочисленность пароходов в Америку, он отчаянно хотел уехать, пока позволяли силы. Жена и сын, еще не получившие паспорта и визы, обещали воссоединиться с ним как можно скорее.
Плавание через океан само по себе было испытанием: ураган грозил опрокинуть корабль. Когда 19 августа 1940 года пароход «Кванца» наконец прибыл в Нью-Йорк, Луи с огромным облегчением сошел на берег. Не всем на борту так повезло. 121 пассажиру, главным образом евреям, было отказано во въезде в Америку. Судно отправилось в Мексику, чтобы высадить людей там, но выяснилось, что 86 человек снова были лишены права ступить на берег. Когда первая леди Элеонора Рузвельт услышала о бесчеловечном решении отправить евреев обратно, на верную смерть, она умолила мужа вмешаться. В конце концов всем оставшимся на корабле был предоставлен статус политических беженцев и разрешено остаться в Америке. Им повезло. Помощник госсекретаря Брекенридж Лонг был огорчен единоличным решением президента и настаивал на том, что это не должно повториться. (После середины 1941 года европейским беженцам был практически закрыт въезд в Соединенные Штаты.)
Луи встретили Пьер и Эльма – и были потрясены тем, как он постарел. Они устроили его к лучшим врачам и отвезли домой на несколько недель. Два месяца спустя его 14-летний сын прибыл в страну на самолете Pan Am Atlantic Clipper из Лиссабона. Обсудив проблему американского образования с Пьером, он решил записать Клода в католическую школу-интернат Святого Павла в Нью-Гэмпшире. «Мне очень нравится моя школа, и я изо всех сил стараюсь усердно учиться», – писал он оттуда.
Луи, к тому времени вполне оправившийся от пережитого, подумывал о путешествии за границу. Поскольку его жена все еще ждала визы в Европе (сначала ей нужно было вернуться в Будапешт за паспортом, в Америку она прибудет только в мае 1941 года), он попросил Пьера быть опекуном Клода. Брат, конечно, согласился, и Клод писал из школы в Новой Англии: «Обещаю, что не буду обузой… и это доставило моему отцу огромное удовольствие». Как выяснилось, Луи решил остаться в Америке, но зиму провел во Флориде, где встретился с Эльмой, отдыхающей в Майами. «Он интересуется только автомобилями, яхтами и вечеринками», – заметила она неодобрительно.
Свободные французские крестоносцы
В Англии с начала войны Cartier London оставался открытым, хотя и без многих сотрудников. Правительство попросило мастерскую делать боеприпасы, и многие конструкторы Cartier, считавшиеся слишком старыми, чтобы воевать, были отправлены на эти работы. Дизайнер Джордж Черити, вместо создания драгоценностей для махараджей, стал проектировать истребители. Немногочисленным сотрудникам, оставшимся в офисе, было поручено продавать все, что можно в столь трудной обстановке. Директор Этьен Беллендже, однако, думал о более важных вопросах, нежели бриллианты. Патриотически настроенный, он с тревогой следил за новостями из оккупированного Парижа. По его мнению, новое французское правительство в Виши было не более чем марионеткой немецких оккупантов. Вдохновленный июньским выступлением по радио боевого генерала и украшенного многими наградами офицера Первой мировой войны Шарля де Голля, он считал, что Франция должна дать отпор фашистам.
Будучи заместителем министра национальной обороны, де Голль отказался признать перемирие правительства Виши с Германией, подписанное премьер-министром Филиппом Петеном, и бежал в Лондон. После выступления де Голля на Би-би-си, в котором он изложил свои планы относительно движения «Свободная Франция», Петен заклеймил его как предателя. В ярости правительство Виши устроило заочный суд над
