– Это тоже нечто давно забытое, – отвечала лиса. – Это то, что отличает один день от другого, один час от другого. Обрядность существует, например, у моих охотников. По четвергам они пляшут с деревенскими девушками. Поэтому четверг – прекрасный день! Я совершаю прогулку до виноградника. Если бы охотники плясали каждый день, все дни походили бы один на другой, и у меня не было бы каникул.
Итак, маленький принц приручил лису. И когда стал приближаться час расставания:
– Ах!.. Я заплачу... – вымолвила лиса.
– Ты сама виновата, – сказал маленький принц. – Я желал тебе только добра, но ты захотела, чтобы я тебя приручил...
– Конечно, – сказала лиса.
– Но ведь ты теперь будешь плакать! – воскликнул маленький принц.
– Конечно, – вымолвила лиса.
– Вот ты ничего и не выиграла!
– Выиграла, – отвечала лиса. – А цвет пшеницы? – И она добавила: – ...Я открою тебе один секрет. Он очень прост: хорошо видишь только сердцем. Главное скрыто от глаз».
И в то же время, какая внутренняя трагедия звучит в одиноком крике в человеческой пустыне когда маленький принц появляется на Земле:
«Маленький принц поднялся на высокую гору. Единственные горы, которые он когда-либо видел, были три доходившие ему до колен вулкана. „С такой высокой горы, – подумал он, – я разом увижу всю планету и всех людей...“ Но он не увидел ничего, кроме остро отточенных скалистых игл.
– Здравствуйте! – сказал он на всякий случай.
– Здравствуй... здравствуй... здравствуй... – отвечало. эхо.
– Кто вы? – спросил маленький принц.
– Кто вы... кто вы... кто вы... – отвечало эхо.
– Будьте моими друзьями, Я так одинок! – сказал он.
– Я одинок... я одинок.. я одинок... – отвечало эхо».
Людям, стремящимся непременно раскрыть аллегории и спорящим: «Роза – это Консуэло!» – «Нет, это Франция!» – «Лиса – это дружба!» – «Нет, это подруга». – «Нет, это Леон Верт». – «Баобаб – это зло вообще?» – «Нет, это фашизм» и т. д. и т. д., – можно смело ответить: «Да, вы правы, вы все правы. Эта аллегорическая сказка дает возможность читателю наполнить каждое слово текста наиболее близким ему содержанием, облечь каждый образ в, реальную форму. Ибо внутреннее содержание этих форм – непосредственное отражение жизни».
Однако трудно все же отказаться от мысли, что маленький принц-это сам Сент-Экс, Хотел или не хотел того автор, но лучше всего он как бы воплотил и охарактеризовал самого себя. И разве не основной урок жизни заключается для него в простых словах, вложенных в уста маленького принца:
«– Люди у тебя на Земле, – сказал маленький принц, – выращивают пять тысяч роз в одном саду... и не находят того, чего ищут...
– Да, не находят... – подтвердил я.
– А между тем то, чего они ищут, можно бы найти в одной-единственной розе или в глотке воды...
– Конечно, – ответил я.
И маленький принц добавил:
– НО ГЛАЗА СЛЕПЫ, НАДО ИСКАТЬ СЕРДЦЕМ!»
«Маленький принц» – это своего рода завещание идеалов, кодекс чистой морали.
«Нужно суметь прочесть в простых словах этой сказки много настоящей боли, – говорит Пьер Дэкс, – самую душераздирающую драму, когда-либо выпавшую на долю человека. Требования, предъявляемые Сент-Экзюпери к людям, слишком велики, чересчур возвышенны для общества, в котором он жил...»
«Будь я верующим, я стал бы монахом»
В статье «Сент-Экзюпери в Америке», опубликованной в номере журнала «Конфлюанс», целиком посвященном писателю, журналист Пьер де Ланюкс часто встречавший его в Нью-Йорке, пишет:
«...невыносимая тревога и страдание были его уделом в продолжение всего времени, что он провел в США. Словами не выразить всю глубину я силу его страдания. Он искал человеческой близости, чтобы излить свою душу, и не находил подходящих собеседников. Тогда он выискивал очередную жертву и буквально встряхивал ее и топтал словами по любому поводу... И все же ошибочно было бы думать, что он не искал, что любить, чем восхищаться. Однако в 1941 году в Нью-Йорке все достойное восхищения было глубоко сокрыто от глаз».
С собеседниками своего уровня ему приходилось встречаться весьма редко. И, во всяком случае, к их числу никак не могут относиться люди, чьи слова с примечаниями он заносит в свой блокнот:
«Пусть лучше, – говорит В., – гибель для всех французских детей, чем поражение Англии». «Я была бы весьма горда, – сказала мне одна бездетная сорока, – будь у меня во Франции дети и узнай я, что они умирают от голода». Но когда французские дети умирают, с ними умирает и Франция. Во имя чего? Ради других? Это чисто эмигрантская небрежность пользоваться такими легковесными формулами, как если бы они говорили: «Передайте мне горчицу» или «Сегодня тепло»...
Круг знакомых, который создался у Сент-Экса в Америке, весьма ограничен, так как он не говорил по-английски. Он всегда упорно отказывался изучить этот язык, и, думается, продолжительное пребывание в США ничуть не повлияло на него, он так и не научился английскому. По словам подруги, подтверждаемым также одним из его друзей, Жоржем Пелисьс, Антуан, когда к нему приставали с этим, отвечал: «Я не хочу говорить на других языках. Нельзя хорошо писать на каком-либо языке, если пользуешься несколькими». Возможно, он так и отвечал. Но Сент-Экс любил сбивать с толку собеседника, давать самые неожиданные ответы. Да, может быть, он и на самом деле так думал в момент, когда отвечал. Однако в «Послании заложнику» он пишет, что говорит по-испански. Вероятно, он научился этому языку в Аргентине. Возможно, и Консуэло сыграла в этом известную роль. Правда, во время военной службы в Страсбурге он писал матери, что «изучает язык». Конечно, немецкий. Но так никогда и не научился говорить на нем. Вероятнее всего предположить, что Сент-Экзюпери, как и многие французы, очень тяжело усваивал иностранные, в особенности не латинские, языки, и если даже научался чему-нибудь, то все же с необыкновенными затруднениями пользовался своими знаниями. А оказаться в неравных условиях со своим собеседником он тоже не хотел. Лишенный высокомерия, Антуан, как уже известно, был застенчив, по-детски самолюбив и не любил уступать никому ни в чем. Так, например, он страшно не любил проигрывать. Поэтому он предпочитал всегда игры, в которых могли проявиться его естественные дарования, знание человеческой психологии, интуиция, наблюдательность, умение мыслить. И не любил те игры, которые были рассчитаны в первую очередь на память.
В Нью-Йорке Сент-Экзюпери встречался с немногочисленными друзьями. Незнание английского языка лишало его по большей части возможности завязывать интересные знакомства, хотя многие американцы и симпатизировали ему и были бы рады принимать у себя столь популярного в Америке писателя. Американцам он импонировал не только как писатель, но и как человек, всем своим обликом, манерой держаться. Он очень прост в обращении и непритязателен. Зимой и летом он выходил без пальто и шляпы, в одном пиджачке, со старым теплым шарфом вокруг шеи. А зимы в Нью-Йорке довольно суровые. Кстати, такой же развевающийся шарф – характерная деталь туалета маленького принца в изображении самого автора.
